«Вождь» Бромден – цитаты персонажа

Я чувствовал себя почти как в детстве, когда все было хорошо, а земля пела мне детские песни.

Но одно я помнил точно: это не я первый начал притворяться глухим; это люди первыми стали делать вид, что я слишком тупой или глухой, чтобы слышать, или видеть, или говорить.

– Вождь, – медленно сказал он, измерив меня взглядом, – когда ты был в своих габаритах, когда в тебе было два метра или два с сантиметрами и сто двадцать, сто тридцать весу, ты бы смог поднять, например, такую штуку, как пульт в ванной?
Я припомнил, каков этот пульт. Вряд ли он весил намного больше, чем бочки с маслом, которые я таскал в армии. Я сказал ему, что раньше, наверно, поднял бы.
– А если бы опять стал таким же большим, поднял бы?
Я сказал ему:
– Думаю, да.
– Плевать мне, что ты думаешь, я спрашиваю: обещаешь поднять, если я сделаю тебя таким же большим, как раньше? Обещай, и будешь не только получать у меня бесплатно специальные атлетические уроки, но и на рыбалку поедешь бесплатно, никаких десяти долларов! – Он облизнул губы и лег. – И шансы у меня неплохие, ей-богу.

Он лежал и посмеивался про себя. Потом я спросил, как он собирается снова сделать меня большим, а он приложил к губам палец.
– Браток, этот секрет нам нельзя выдавать. Я же не обещал тебе сказать как, правильно? У-у, накачать человека до прежнего размера – это такой секрет, который всем не открывают: опасно, если попадет в руки врага. Ты по большей части даже замечать не будешь, что это происходит. Но даю тебе слово, будешь тренироваться по моей программе – всего добьешься.
Он спустил ноги с кровати, сел на край, уперся руками в колени. За плечом его тускло светился пост, и в этом скользящем свете блестели его зубы и один глаз, глядевший на меня. Разбитной аукционерский голос мягко разносился по спальне:
– Представь. Большой вождь Бромден шагает по бульвару – мужчины, женщины и дети задирают головы и смотрят на него: ну и ну, что за великан идет трехметровыми шагами, наклоняет голову под телефонными проводами? Топает по городу, останавливается только из-за девушек, а вы, прочее бабье, даже в очередь не становитесь, разве только у которой груди, как дыни, и сильные белые длинные ноги…

Он знал, что человек не может стать по-настоящему сильным, пока не научился видеть смешную сторону.

Он присвистнул каким-то тихим, почти скорбным свистом, который описал ее внешность лучше, нежели это сделал бы любой из нас словами.

Последний раз я его видел мертвецки пьяным в терновнике, и, когда он подносил бутылку ко рту, казалось, что это не он тянет из нее, а она вытягивает из него последние силы.

Я не знал с чего начать, в голову все время приходило такое, что словами и не выскажешь, потому что слова исказили бы смысл.

Папа говорит, если не будешь осторожным, люди так или иначе заставят тебя делать то, что им хочется, или сделают тебя упрямым как мул, и будешь из вредности делать все наоборот.

Я не был самим собой. Я такой, каким меня хотят видеть.

Все смеются. Почувствовали себя свободней, думают, что угадали решение, которого она от них хотела.

Он думает, что будет в безопасности до тех пор, пока может смеяться, и, действительно, выходит, что это так. Пока.

Лучший способ досадить человеку, который портит тебе жизнь, это делать вид, будто он тебя совсем не беспокоит.

Бывают периоды, — когда ничего не видишь, а догадываешься, где находишься, только по динамику, орущему сверху, который, словно бакен с колоколом, звонит в тумане.

Она всегда будет выигрывать, как и весь Комбинат, потому что на ее стороне вся мощь комбината. Она не слабеет от своих поражений, но становится сильнее от наших. Чтобы одержать над ней верх, мало победить ее два раза из трех или три раза из пяти, это нужно делать каждый раз — она победила навсегда. В конце концов каждый из нас все равно проиграет.

Мишень поразить труднее, если она движется.