Брэд Питт – цитаты

28 цитат
Брэд Питт

Уильям Брэдли Питт, более известный как Брэд Питт — американский актёр и продюсер. Лауреат премии «Золотой глобус» за 1995 год — за роль второго плана в ленте «Двенадцать обезьян».

Обладатель премии «Оскар» как один из продюсеров фильма «12 лет рабства» — победителя в категории «Лучший фильм» на церемонии 2014 года; до этой победы четыре раза становился «оскаровским» номинантом: трижды — как актёр и один раз — как продюсер.

Род деятельности: 
актер, кинопродюсер
Место рождения: 
Шоуни, Оклахома, США
Дата рождения: 
18.12.1963 (60)
Фильмы (актёр): 

Думаю, мы живем во время, когда принято делать скоропостижные выводы друг о друге, осуждать, не давать вторых шансов. Мы придаем слишком большое значение ошибкам. Но человека определяет не ошибка, а шаг, который он совершит вслед за ней.

Не стоит говорить о том, о чем ничего не знаешь. Поэтому я не люблю интервью. Журналисты спрашивают меня, что я думаю по поводу Китая и Тибета. Кому есть дело до того, что я думаю по этому поводу? Я человек, который работает со сценарием. Я взрослый чувак, который накладывает на себя грим.

Сегодня мы живем в другом мире. Больше рефлексируем, ходим к психологам. А я родом из тех мест, где признак силы — не кричать о синяках, порезах или болезнях, а молча справляться с ними.

Мое поколение выросло с мыслями, что нужно всегда быть сильными, нельзя проявлять слабость. Сейчас мне смешно все это, правда. Лично я на своем опыте пришел к единственному выводу. В отношениях с детьми, с близкими и любимыми людьми, да и с самим собой главноеоткрытость. Ну и пусть ты иногда будешь выглядеть слабым! Нужно учиться познавать и узнавать себя. Потому что только эти знания дают человеку настоящую уверенность.

Отцовство — это лучшее, что я когда-либо делал. Это меняет вашу точку зрения. Вы можете написать книгу, вы можете сделать фильм, вы можете нарисовать картину, но иметь детей — действительно наиболее необычная вещь, которую я делал.

Жизнь с Энджи меня многому научила. Она очень прямой человек, ни в грош не ставит тактичность, если на самом деле требуется правда. С ней я начал понимать: жизнь одна – и в том смысле, что она единственная, и в том, что едина, ее невозможно делить на части – вот я в семье, вот в офисе, а вот на вечеринке. Для меня теперь очевидно: все в жизни связано нерасторжимо. Я известен и поэтому могу помогать. Я помогаю, и это расширяет мой мир, мои горизонты. Это все здоровый эгоизм, который понимаешь только после сорока, – использовать мир в собственных целях, главная из которых – быть полезным миру.

... настоящее чувство безнадежности посетило меня позже – когда я стал тем, что называется голливудской звездой. Я не был готов к этому… штурму вниманием. И чувствовал себя… Знаете, у нас в американской глубинке есть такая дурная сексистская традиция у строителей – свистеть и выкрикивать сальности проходящим мимо одиноким девушкам. Так вот, я чувствовал себя девушкой, в одиночку идущей не то что мимо, а по самой стройплощадке. Тогда и решил: как только заработал имидж, надо его срочно разрушать. Например, был этакой сладкой штучкой в «Тельме и Луизе» – срочно играй буйнопомешанного в «12 обезьянах». И так далее.

Там, где я вырос, алкоголизм, наркотики, вообще так называемое дурное поведение были признаками слабости. И все чудовищно боялись показаться слабыми. А тут, в Лос-Анджелесе, ранее неприемлемое оказалось чуть ли не нормой. Мне пришлось научиться никого не осуждать.

Вера – первое, в чем я начал сомневаться. Потому что начал сомневаться в божественной справедливости. Еще в детском саду я задумался: а что, на небе со мной все будет так же, как с протестантами, как с католиками? Меня вообще всегда интересовала возможность несправедливости. Ко мне-то все были очень расположены, я с детства нравился людям, был, что называется, прелестным ребенком. Другие нравились меньше, и я замечал это. И по вечерам изводил маму вопросами, главный из которых был, конечно, «почему?». А она мне говорила: то, что ты нравишься людям, – дополнительные возможности и дополнительная ответственность. И только. Но во мне поселилось чувство вины, что смешно, из-за несправедливого мироустройства. А потом религия и вовсе перестала устраивать меня – из-за догмы, предписывающей, что можно, а что нельзя. А это опасно – любое предписание. Жизнь состоит из различий, все имеет право на жизнь. Мне ближе ментальность древних греков: они знали, что такое повороты колеса фортуны, взлеты и падения. У них глубже понимание самой природы человека, его натуры. Для них естество первично.

У меня потрясающие родители. Всю жизнь прожили в одном месте, в одном доме. Говорят, большего им не нужно. У них друзья, с которыми они дружат всю жизнь, со школы. Они верные люди. А родительская верность сообщает ребенку уверенность, правда? Мое детство, и брата, и сестры было отмечено этой уверенностью в незыблемости нашей жизни, в том, что если что-то дурное и случится, то уж точно будет преодолено. Для отца наша стабильность всегда была приоритетом, причем не материальная ее сторона. Папа говорит, деньги не предмет первой необходимости, они, как огнетушитель в доме, нужны для безопасности. Предмет первой необходимости для него – доверие друг к другу. А мама всегда считала: главное, что она должна дать нам, – это саму себя, свое время. Она всегда сама укладывала нас и говорила с нами перед сном столько, сколько мы хотели. Я стараюсь смотреть на семью с их, папиной и маминой, позиций: семья должна стать для человека самым безопасным местом на свете, свободным от тревог.

Нет вашей любимой цитаты из "Брэд Питт"?