Так волны ясности накрыли,
Что просиял всем существом -
Как будто кто тебя от пыли
Протёр любовно рукавом
И чем-то до краёв внезапно
Твою заполнил пустоту,
Однако тут же выпил залпом -
И ты вернулся в темноту.
Черноплодной тоской всё полней наливается сад.
О точёные острые звёзды боясь уколоться,
Низко робкий туман мимо дома ползёт наугад.
Словно хищник в норе, темнота, ты таишься в колодце,
Ждёшь момент для броска, хочешь в душу нырнуть, чтоб рассвет,
Что наступит вот-вот, до тебя не добрался вовеки.
Ты права: на земле столь глубокого омута нет,
Где б так было темно, как бывает темно в человеке.
Пахнет остро дождями растрёпанный пьяный шиповник.
И медовая сладость мешается с горечью в нём:
Время льет наши жизни, как в баре мы пьём свой джин-тоник,
И уносит бармен опустевшие рюмки имен.
Даже в самом надёжном есть нежная хрупкость птенечья:
Никого не спасти. Только мужества это принять
Мне не нужно. Дай сил мне противиться этому вечно
И беречь всех, кто дороги, до последнего дня.
С непонятным упорством, с каким повторяются сны,
Находя себе повод, порой, самый странный и праздный,
В голове, точно снимок, опять проявляется мысль:
До чего, всё же, птица летящая крестообразна.
С каждым разом всё резче, когда закрываю глаза,
Входит образ в сознанье, чтоб там навсегда закрепиться:
Пустотой и свободой надрывно зовут небеса,
Человечек ложится на крест и становится птицей.
Мы на лугу — в ладони Бога.
Всё меньше слов
Нам нужно. Вот опутал ногу
Болиголов.
Прилив зеленый хлынул густо...
Спи, милый, спи.
Ведь даже если время спустят
На нас с цепи -
Не прокусить ему кольчугу:
Трава крепка.
Мы обовьем с тобой друг друга,
Как два ростка.
И смерть не унесёт нас с поля,
Зажав в горсти:
Пройдёт, посмотрит — и на воле
Нам даст цвести.
Не нужно сил с небес просить и воли -
Всё есть в тебе, и с небом вровень ты.
Привычною, недрогнувшей рукой
Перемелю родное в материал
Невзрачных букв, чтоб книжицей простой
Он, словно кофе в баночке стоял.
Придёт момент, достанут сей помол,
Заварят мыслей крепким кипятком -
И все былое хлынет через стол
Безудержно, ожившее легко.
Покуда со скоростью, близкою к скорости света,
Вращается мир в бурном вихре пустых перемен,
А время-потоп подступает — ты ищешь ответа,
У кромки его замирая, ты ловишь момент -
И черпаешь время, скрепляешь материю знаков
Раствором его... То есть, с гелевой ручкой в руке
Ты лестницу в небо, которою грезил Иаков,
Всё строишь и строишь, строку подгоняя к строке.
Снится: стали туманные прозрачные ранее дали,
Закипает гроза, преграждая намеченный путь.
И вода, что баюкала тихо, ярится и скалит
Хищно острые камни. Но я не могу повернуть,
И нельзя мне расклеиться или разбиться о скалы,
По случайности или нарочно погибнуть в пути:
Я плывущая лодка, что в тихую бухту к причалу,
Миновав океан, всех, кто дорог, должна довезти.
Стирая мысль в словесный порох,
Но главного не находя,
Гляжу, как за окошком город
Проходит катарсис дождя.
Насколько мелок и ничтожен
Мой словомысленный завод
В сравненьи с каплей, что по коже
Улиткой мирною ползет...
Бросаю всё и выбегаю
Во двор под дождь — и в этот миг,
Мне кажется, я мир меняю
Сильней, чем написаньем книг.
Катарсис (гр.очищение) - введенный Аристотелем термин учения о трагедии: душевная разрядка, испытываемая зрителем в процессе сопереживания.
Ветер носит тихий лепет бледной лебеды,
Солнца луч беспечно пляшет в черноте воды.
Жизнь мою залью в неровных строчек чёрный ряд,
Точно солнце — луч в колодец. Пусть они горят
В глубине... Смешно подумать: будь я иль не будь,
После жизнь моя продлится как-нибудь:
Прочитают и поймают (что ж, что без меня)
Зайчик солнечный — остаток прежнего огня.
День, словно треснувший кувшин.
Скорей допей, что в нём осталось,
Чтоб не пропала даже малость,
Что он готовил для души.