Входя в средний возраст, он проживал в ту пору в бунгало на Вудлэнд-Авеню. По вечерам он садился в креслo-качалку и выкуривал сигару, пока его жена, вытирая розовые руки об фартук, радостно докладывала об их детях. Его детям были знакомы его ноги, жесткость его усов против их щек. Они не знали, чем их отец зарабатывал, и почему они так часто переезжали. Они не знали даже имени своего отца. В городской переписи он значился как Томас Ховард. Он жил в Канзас-Сити не узнанным, обедал с лавочниками и коммерсантами, представлялся то скотоводом, то биржевым маклером, обеспеченным человеком, не утратившим понимания к простому народу. У него было два не до конца заживших ранения на груди, и еще одно на бедре. На левом среднем пальце была оторвана фаланга, что он аккуратно скрывал. Кроме того, он страдал блефаритом, что заставляло его очень часто моргать, как будто-бы творение был для него слишком ослепительно. Комнаты накалялись, когда он входил в них. Дождь падал жестче. Часы замедляли свой ход. Звуки усилялись. Он считал себя приверженцем Юга и партизаном, в той гражданской войне которая так никогда и не завершилась. Он не сожалел ни о грабительствах, ни о 17 убийствах которые были у него на счету. Он пережил еще одно лето в укрытии в Канзас-Сити, Миссури. 5 сентября 1881 года ему было 34 года.
Не было ни красноречивых некрологов, ни посмертных снимков в мелочных лавках, ни толп на улицах, провожающих траурный кортеж. Никто не написал его биографию, никто не назвал в его честь ребенка, никто не заплатил двадцать пять центов, чтобы постоять в комнате, в которой он вырос. Раздался выстрел, вскрикнула официантка... Роберт Форд упал на пол и увидел перед глазами потолок. Он погрузился во тьму прежде, чем нашел подходящие слова...
Роберта Форда убили также, как он убил Джесси Джеймса.
— Не советую носить эту булавку, опал приносит несчастья.
— Мне всю жизнь не везет, Марти, может опал принесет удачу.
Он стыдился своего хвастовства, желания казаться храбрым и безжалостным. Своего хладнокровия, своей черствости, неспособности выразить свои чувства и мысли. Теперь он искренне сожалел о том, что убил Джесси. Скорбел, как и все вокруг. Грезил о том, что каким-то чудом повернет время вспять. Проходя по своему салуну, он замечал, как посетители перестают улыбаться. Он получил столько писем с угрозами, что они вызывали в нем только любопытство. Все дни он проводил в квартире, разглядывал карты, пытаясь разглядеть в королях и валетах свою судьбу.
Боб подсчитал, что он «убил» Джесси Джеймса приблизительно 800 раз. Он подозревал, что никто и никогда не воскрешал собственное предательство так часто и так публично. Боб отвергал обвинения в трусости, а Чарли с ними соглашался. Он говорил о миссис Зи Джеймс так, как священники говорят о Мадонне и писал ей длинные письма, в которых выворачивал наизнанку душу и молил о прощении. Ни одно из писем он не отправил. Покончив с собой, Чарли Форд стал в глазах сограждан идеальным убийцей Джесси Джеймса.
Постепенно сценический портрет Джесси менялся. Походка Чарли стала уверенней, его голос пугающе напоминал голос его героя. А новые реплики, казалось, были подсказаны самим Джесси Джеймсом. Теперь он относился к брату с враждебностью, будто подозревал, что в одном из будущих спектаклей Роберт Форд наставит на него заряженный пистолет.
Роберт Форд поставил спектакль о том, как убил Джесси Джеймса. Он исполнял сам себя, а его брат Чарли Форд играл Джесси Джеймса.
После убийства Джесси Джеймса.
Знаешь, что обо мне написал Джон Ньюман Эдвардс? Что я верю двум из десяти тысяч, но даже с ними всегда начеку.
— Никогда не хотел покончить с собой?
— Всерьез не хотел, всегда оставались желания. Или обстоятельства менялись, или удавалось взглянуть на все под другим углом. Надо крутиться, а кончать с собой — слабость.
— Одно я знаю наверняка: смерть не страшна, если ты заглянул за черту.
О Джесси Джеймсе.
- 1
- 2