как будто мне пришли и сказали: у тебя за душой ничего вечного;
у тебя за душой все бытовое: одеяла, бусины, да пара ложек соли.
*ЛЮБОВЬ. Лирика. Момент.*
И снова я, отбросив простыню и стыд,
Вхожу в твою пустую залу.
Шифон, бардовый абажур, луна висит,
На чайном столике остывшее какао.
Истрепанный годами тишины,
плакат какой-то бардовской певички,
на подоконнике огарок от свечи
и две уже затушенные спички.
Разлитый тусклый свет ночного фонаря
едва скрывает совести изъяны.
Бокал, вино, два дикаря,
Яма
Насквозь людей вижу,
следовательно, никого не замечаю.
Обижен мечтами,
обманут в лучших чувствах,
обожжен ожиданиями.
В подобной яме каждый когда-то оказывается.
А дальше просто:
рой или лезь.
Только всё равно в её грязи
вымажешься весь.
Бывает ли так?
Небо, звёзды, тишина
Смотрит полная луна…
Берег моря. Ты и Я.
— эй! Смотри! Летит звезда!
Ей сказал, смущаясь, я…
А воздух пахнет раннею весной…
И так приятно веет свежий ветер…
Пусть всё! Подождет, на свете.
— желание загадай скорей!
И жду, что ж она ответит…
Если для поэта главное сохранить в себе ребёнка, то для философа главное сохранить в себе старика.
Курящий мир
Вам курящий или не курящий мир?
Сожалею,
места остались только в курящем...
Зато там отовсюду виден зомбоящик.
Зато там можно пить, невзирая на язву.
Там вообще можно пить что и где угодно
— от Миссисипи до Яузы.
Да и такой ассортимент вин и сигарет,
начиная явой, заканчивая трубкой мира.
Касается только моих рук
Постель
Постель — не постой: от тобою же дутых причин.
Место отдыха не от кого-то, а с кем-то. (Со мной!)
Наши чувства смешались кассетною лентой (Постой!
Ты мне нужен! Cредь тысяч ненужных мужчин!
Фрагмент времени в вечности,
Мы подобны с тобой паре любовников,
Ступающих как можно тише по крыше мира,
Чтобы узнать, что все страницы всех книг чисты.
Говорят, стихотворение должно убить тебя
И только после этого ты сможешь его написать,
Но слово не умирает, когда произнесено,
Оно только начинает жить.
;В путеводителе по темноте мира должна появиться звезда.
Жизнь проста для сердца, она бьется, пока может.
Дождь впитывает одежду,
Из шелковых коконов поэзии возникает новая поэзия...
Словно монах, освещающий свиток –
На опавших руках кесарева рана листвы...
Листья вздыхают всегда один раз,
Их слова любят тенистые комнаты, мягкую тишину,
В неё они приходят переплетаться в фразы...
Взгляд стирается...
Что-то подчеркивает мысли,
Которые взрослели рядом с голыми ночами,
И вес, утомленный моим весом, отдает себя священным играм.
Профиль ночной пропасти аромата...
Люди делятся на два вида -
Сумасшедшие сверчки или израненные светлячки.
Прообраз лица приходит рассеянным,
В глубоком вдохе святости
Его ночи весят как камни в траве времени.
;Молоко, пролитое из банки на; стол –
Как будто что-то спустилось на чужую территорию…
Мир — большой лабиринт в руинах.
И ладан чувства усерднее размахивает кадилом строк,
Произнося ещё один фрагмент молитвы.
Она даёт понимание что пустота, которой мы переполнены,
Нас не ждёт.
Она срывает наши черноты и преследуют нас яркостью...
Она находит слова, которые говорят только с нами.
И наши глаза тают и плачут,
И мы плывём сквозь оттепель, чтобы продолжить жить.
Она — то убежище, те мягкие зеркала,
Где мы будем прятаться после слёз.
На пляже Белых Камней
Любовь оживила алые стихи в моей крови...
И когда я поднял глаза, я понял,
что страницы становятся как огонь,
Чтобы потом, отпустив нас, хранить наш пепел.