— А помнишь, как мы вместе бежали от грозы? — спросил заяц.
Я припомнил. Припомнил, как вспышки молний пугали меня, как второй гром гнался за первым... . Как огромный пласт земли сползал с холма под пинками тяжёлых ливневых струй, высвобождая Нечто из Ничто… Страх упал на глаза, как пара увеличительных стёкол, и я бежал, а рядом бежали олени, лисы, ежи… и этот заяц тоже бежал. Я содрогнулся.
— И что, теперь ты меня съешь?
— А ты считаешь, что после той пробежки мы стали друзьями?
— Да, — нагло ответил заяц. — Я всем говорю теперь: Знаете волка? Большого такого, серого, сильного? Так вот: он — мой друг! Мы с ним вместе однажды спасались от грозы!
Я не был польщён… нет, был. А заяц был нагл.
— Представь, — продолжил он и уставил взгляд в небо — смелый эдакий взгляд, какой может быть лишь у того, чьим другом считается большой, серый, сильный волк. — Ну съешь ты меня… или пусть хоть ногу откусишь… — заяц поморщился, — но что скажут тебе другие? Как ты мог, — скажут они, — как ты смел? Скушать, да нет же, просто сожрать своего друга! Нет, братец волк, ты не джентльмен! Оно тебе надо, такое отношение?
Я задумался…
— А если изгнание?
Я задумался.
— Остракизм?
Я задумался!
— Презрение и плевки в лицо?
Я задумался, чёрт побери!
— Что, задумался? — считал с лица заяц.
— Заткнись! А не то съем.
— Друга?
— Ну… лапой по ушам хвачу.
— Друга? !
— Ну… зарычу!
— На друга?! ! — голос зайца вознёсся до небес, и сам он тоже вырос и сжал в руке карающий меч.
— Хитрый ты, заяц… — сказал я, прижавшись к земле и прикрыв лапами голову.
— А то! — ухмыльнулся заяц и вернулся в обычные свои размеры. Наступило неловкое молчание. Оно было прервано ежом, вылезшим вдруг, но медленно из рядом торчащих кустов. Увидев нас, ёж опешил и позабыл, видимо, куда спешил. Не каждый день наблюдая мирно беседующих волка и зайца, он решил проморгаться. Затем, осмыслив, он поклонился мне со всей возможной ежовой неуклюжестью, кивнул зайцу с УВАЖЕНИЕМ, и профырчал: "Вы тут, значит, БЕСЕДУЕТЕ? А я тут… " — и с этими словами скрылся в дебрях необъяснённого.
Когда стих последний шорох его лапок, я повернулся к зайцу и спросил его зловещим голосом:
— Ну, и что мы с тобой будем делать, дружбан?
Заяц не заметил в моём тоне ничего сулящего неприятности.
— А что? — сказал он, будто бы даже удивившись. — Ну, пойдём прогуляемся. Или вот… — он порылся в заднем кармане брюк. — …морковку хочешь?
— Хочу! — взрычал я, отобрал овощ и схрумал его.
— Эй!. . — слабо вскричал заяц. — Это… это была моя последняя морковь…
— Ничего! — провозгласил я благородно и откусил его правую заднюю — самую вкусную, между прочим! — ногу. — Отведай и ты моего угощения! Держи!
Заяц от удивления и боли не почувствовал.
— Т-ты? — прохрипел он. — Меня? Мне? Другу? Ногу?? !
Нога эта между тем была зажата в протянутой мною лапе.
— Кушай, — ласково сказал я. — Кушай, друг.
Когда яма была закопана, из кустов вылез давешний ёж.
— А… простите… а что это вы тут?. . — едва не заикаясь, спросил он.
— Как что? — миролюбиво и сыто ответил я. — Зайца вот хороню!
— А зачем? — осмелел ёж от моей сытой миролюбивости. Я уронил слезу на свеженасыпанный холмик.
— Другом он мне был. Это же и ежу понятно!
— Понятно, — грустно сказал ёж и наш общий горестный вздох встрепенул отлетающую душу зайца.
КОНЕЦ.
Алексей Ильинов (с)
Один ученый экспериментировал с наркотиками, в качестве подопытного кролика — он сам. Очередной препарат, испытания, вкатывает дозу и вот он, приход. Глюки по полной программе и тут появляется МЫСЛЬ! Не просто мысль, а супермысль, способная изменить мировоззрение человечества, никто и никогда не додумывался до такого. Такое стоит записать, но... Ни карандаша, ни бумаги под рукой, отключка... Очухался, помнит, была супермысль, какая — не помнит, но было нечто, чуть ли не смысл жизни обнаружил. Заранее приготовленные карандаш, бумага, повторная доза, приход и вот она снова пришла. Быстро записал, отключка... Пришел в себя, на бумаге коряво нацарапанная запись, способная изменить мир: "Банан большой, а кожура еще больше" .
Со мной в походе два коня,
Но пеший я ходок:
Что кони в шахматах, они
Поднять не могут ног.
Что в шахматах, за край полей
Им не дано дорог.
Конь черный подо мной — земля,
А белый конь — песок.
Это как? *shock*
Что-то вроде "гусь свинье не товарищ".
Это первое, что пришло мне в голову)... Но если докопаться до слов... Просто потом не обвиняйте, что только у нас нет логики))
Логики нет, но большинство понимает правильно, видимо в том и прелесть...
— А помнишь, как мы вместе бежали от грозы? — спросил заяц.
Я припомнил. Припомнил, как вспышки молний пугали меня, как второй гром гнался за первым... . Как огромный пласт земли сползал с холма под пинками тяжёлых ливневых струй, высвобождая Нечто из Ничто… Страх упал на глаза, как пара увеличительных стёкол, и я бежал, а рядом бежали олени, лисы, ежи… и этот заяц тоже бежал. Я содрогнулся.
— И что, теперь ты меня съешь?
— А ты считаешь, что после той пробежки мы стали друзьями?
— Да, — нагло ответил заяц. — Я всем говорю теперь: Знаете волка? Большого такого, серого, сильного? Так вот: он — мой друг! Мы с ним вместе однажды спасались от грозы!
Я не был польщён… нет, был. А заяц был нагл.
— Представь, — продолжил он и уставил взгляд в небо — смелый эдакий взгляд, какой может быть лишь у того, чьим другом считается большой, серый, сильный волк. — Ну съешь ты меня… или пусть хоть ногу откусишь… — заяц поморщился, — но что скажут тебе другие? Как ты мог, — скажут они, — как ты смел? Скушать, да нет же, просто сожрать своего друга! Нет, братец волк, ты не джентльмен! Оно тебе надо, такое отношение?
Я задумался…
— А если изгнание?
Я задумался.
— Остракизм?
Я задумался!
— Презрение и плевки в лицо?
Я задумался, чёрт побери!
— Что, задумался? — считал с лица заяц.
— Заткнись! А не то съем.
— Друга?
— Ну… лапой по ушам хвачу.
— Друга? !
— Ну… зарычу!
— На друга?! ! — голос зайца вознёсся до небес, и сам он тоже вырос и сжал в руке карающий меч.
— Хитрый ты, заяц… — сказал я, прижавшись к земле и прикрыв лапами голову.
— А то! — ухмыльнулся заяц и вернулся в обычные свои размеры. Наступило неловкое молчание. Оно было прервано ежом, вылезшим вдруг, но медленно из рядом торчащих кустов. Увидев нас, ёж опешил и позабыл, видимо, куда спешил. Не каждый день наблюдая мирно беседующих волка и зайца, он решил проморгаться. Затем, осмыслив, он поклонился мне со всей возможной ежовой неуклюжестью, кивнул зайцу с УВАЖЕНИЕМ, и профырчал: "Вы тут, значит, БЕСЕДУЕТЕ? А я тут… " — и с этими словами скрылся в дебрях необъяснённого.
Когда стих последний шорох его лапок, я повернулся к зайцу и спросил его зловещим голосом:
— Ну, и что мы с тобой будем делать, дружбан?
Заяц не заметил в моём тоне ничего сулящего неприятности.
— А что? — сказал он, будто бы даже удивившись. — Ну, пойдём прогуляемся. Или вот… — он порылся в заднем кармане брюк. — …морковку хочешь?
— Хочу! — взрычал я, отобрал овощ и схрумал его.
— Эй!. . — слабо вскричал заяц. — Это… это была моя последняя морковь…
— Ничего! — провозгласил я благородно и откусил его правую заднюю — самую вкусную, между прочим! — ногу. — Отведай и ты моего угощения! Держи!
Заяц от удивления и боли не почувствовал.
— Т-ты? — прохрипел он. — Меня? Мне? Другу? Ногу?? !
Нога эта между тем была зажата в протянутой мною лапе.
— Кушай, — ласково сказал я. — Кушай, друг.
Когда яма была закопана, из кустов вылез давешний ёж.
— А… простите… а что это вы тут?. . — едва не заикаясь, спросил он.
— Как что? — миролюбиво и сыто ответил я. — Зайца вот хороню!
— А зачем? — осмелел ёж от моей сытой миролюбивости. Я уронил слезу на свеженасыпанный холмик.
— Другом он мне был. Это же и ежу понятно!
— Понятно, — грустно сказал ёж и наш общий горестный вздох встрепенул отлетающую душу зайца.
КОНЕЦ.
Алексей Ильинов (с)
Сидит заяц на заборе
В алюминиевых штанах!
И кому какое дело, —
Может, заяц — космонавт!
Один ученый экспериментировал с наркотиками, в качестве подопытного кролика — он сам. Очередной препарат, испытания, вкатывает дозу и вот он, приход. Глюки по полной программе и тут появляется МЫСЛЬ! Не просто мысль, а супермысль, способная изменить мировоззрение человечества, никто и никогда не додумывался до такого. Такое стоит записать, но... Ни карандаша, ни бумаги под рукой, отключка... Очухался, помнит, была супермысль, какая — не помнит, но было нечто, чуть ли не смысл жизни обнаружил. Заранее приготовленные карандаш, бумага, повторная доза, приход и вот она снова пришла. Быстро записал, отключка... Пришел в себя, на бумаге коряво нацарапанная запись, способная изменить мир: "Банан большой, а кожура еще больше" .