— Слушай, Андрей Палыч. У тебя «Разбитая луна» в каком состоянии?
— В разбитом.
— То есть как в разбитом? Постой-постой, у меня тут записано: десятое, Бузыкин, «Разбитая луна». Сегодня у нас какое? Девятое. Завтра у тебя срок.
— Нет, это мне не успеть.
— Ну, хорошо. Тринадцатого успеешь? Тринадцатого – крайний срок.
— Постараюсь. Надо будет ночью посидеть.
— Ага, посиди, посиди. Чем по бабам бегать. В нашем-то возрасте.
— Всё в порядке. Я звоню сказать, что согласна.
— С чем?
— Я про свидание. Макс, ты вообще где?
— Работаю. Эм-м... Свидание? Какое? Ты о чём?
— А... Я наверное, перепутала? Это не ты меня приглашал. Извини. Тогда отбой.
— Постой-постой, вспомнил! Это был я.
— Ну надо же... Точно?
— Абсолютно. И, Мия...
— Что?
— Я рад. Очень. Целую в самый любопытный носик.
Так о ком же зазвонит твой телефон — ни о ком.
Не бери, не набирай, тишины нее тревожь.
Лучше слушай — ходит вечер-котофей под окном.
То ли правду про тебя мурлычет он, то ли ложь.
Что в той правде? Новостей неистребима тоска.
Что там ложь? Ты будешь радостен, успешен, любим.
Кот-мурлыка в дом царапается, мол, приласкай.
Бог с тобою заходи; поговорим, посиди.