— Что же случилось с любовью, которая должна была длиться вечно?
— Вечности теперь длятся не так долго как прежде.

— У него уже есть парень!
— Да?
— В некотором неопределенном, необщепринятом смысле, да.

— Мама права, ты ни о ком не заботишься кроме себя!
— Ну, если не я, то кто?

— Нельзя вскрывать чужие письма. Это преступление.
— Прямо так и вижу – я в списке смертников, в ожидании смертельной инъекции. Массовый убийца, который прикончил 48 младенцев и сожрал их, спрашивает, за что меня казнят. И я говорю – «за то, что вскрыл письмо Бена».

Какой «чудесный» мир! Надо быть психом или эгоистичным куском дерьма, чтобы захотеть родить ребенка в нем.

Ну, Брайану сейчас нужен его лучший друг, хотя он в этом и не признается. Он хочет, чтобы все думали, что ему насрать, но внутри ему очень больно, и чем ему больнее, тем сильнее он старается это скрыть.

Не существует нужных слов, чтобы отнять ту иллюзию, на которую имеет право каждый ребенок: что он непобедим, что он бессмертен.

— Если вы отнесётесь к этим плакатам всерьёз — вас зажарят живьём. Лучший способ отреагировать на это — посмеяться над самим собой. Громче, чем остальные.

— Скажи, что это мир не катится в дерьмо.
— Этот мир катится в дерьмо.

— Но что делать, если ты понял, что совершил величайшую грёбаную ошибку в своей жалкой дурацкой жизни?
— Похоронить это в подсознании и забыть об этом?..

— Тебе стыдно. Но стыдиться совершенно нечего!
— Тебе легко говорить, ведь ты себя дураком не выставлял...
— Тедди, ты не дурак! Нужна немалая смелость, чтобы сказать, что у тебя на сердце. Большая смелость, чем спасение мира от мега-злодеев.
— Вот он я... Человек-убожество!

— ...и ни один отец не мог сильнее гордиться своим сыном, чем я гордился тобой.
— А теперь ты стыдишься? Потому, что я не тот человек, каким ты хотел видеть меня?
— ...
— Что ж, я такой, каким я хочу быть. Я могу быть только таким. Если ты не можешь гордиться мной только из-за этого, то это твои проблемы.