Жертвовать тем, кто ты есть, ради другого или требовать, чтобы кто-то пожертвовал этим ради тебя, — это не любовь.
— Поганый денёк выдался?
— Как в аду, только дождик.
И ты обернулся... и улыбнулся... и тогда я понял, почему Дэбби зовет тебя Солнышком.
— Что же случилось с любовью, которая должна была длиться вечно?
— Вечности теперь длятся не так долго как прежде.
— Почему? Почему я всегда отдаю своё сердце каким-то отбросам?
— Потому что ты ищешь большое чувство на свалке.
— Ты трахаешь меня уже три часа...
— Это была твоя идея украсть у Тэда виагру, так что терпи...
— Подумайте: вы на самом деле не хотите, чтобы я пришел, правда? Мне нужно быть под воздействием наркотических препаратов уже только для того, чтобы прийти. Я буду пьян, я буду скучать, не говоря уже о том, что буду выглядеть лучше, чем невеста. Я оскорблю всех лесбиянок, я прерву церемонию танцем на столе, неизбежно перетрахаю всех симпатичных парней: геев, натуралов и неопределившихся. И, наконец, я засну голый, ворча о дешевой выпивке. Вы потеряете достоинство, друзей и последнюю рубашку, расплачиваясь за ущерб. Черт, я вам одолжение делаю, уезжая из города...
— Счастливого пути!
Да, я гей, но пока я тебя не трахаю, это не твое собачье дело!
— У него уже есть парень!
— Да?
— В некотором неопределенном, необщепринятом смысле, да.
Ты — всё, что тебе нужно, ты — всё, что у тебя есть.
Это не ложь, когда тебя заставляют лгать. Если единственная правда, которую они могут принять — это их собственная.
Основное правило рекламы и вечного проклятья: если ты продал душу дьяволу, авторское право остаётся за ним.
— Моя мать — фригидная сука. Мой отец был запойным пьяницей. Они ненавидели друг друга в браке, и, вероятно, поэтому я сам не желаю или не способен создать длительные, преданные отношения... И то, что я пью, как рыба, употребляю наркотики и имею в большей или меньшей степени беспорядочные половые связи, не особенно помогает. В результате я потерял двух человек, которые значили для меня больше всего в жизни.
— Ну... вот... разве тебе не стало лучше?
— Нет. Но я уверен, что тебе стало.