Не знаю почему, но всегда, когда человек умирает, не оставляя имущества, он почитает себя в праве распоряжаться имуществом других людей.
— Мне не холодно я привык.
— Ладно.
— Сэр, вы здесь человек новый, пожалуйста, скажите, сэр, ...
— Да, Смайк?
— ... Весь мир такой же плохой и печальный, как это место?
— Нет. Нет, Смайк, тяжелый, самый грубый труд — счастье, в сравнении с тем, что здесь. Как давно вы здесь?
— Не знаю, сэр. С тех пор, как я был ребенком, я моложе любого из тех, кто сейчас здесь. Где они все?
— Все?
— Мои друзья, все мои друзья. Помните того мальчика, который умер здесь?
— Я же здесь новенький, вы сами только что сказали.
— Страшно жить и умирать, никакой надежды.
— Однажды, Смайк, вы уйдете отсюда.
Я много о чем думаю. Никто не может этому помешать.
— Вам все равно, на чем вы будете спать?
— Да, конечно.
— Вот это счастье!.
У надсмотрщиков Восточной компании есть помощники, я тоже хочу помощника.
— Что будет есть молодой человек?
— Все, что пожелает из того, что подано на стол.
— Если можно, я бы съел маленький кусочек пирога. Совсем маленький, потому что я не голоден.
— Ну, если вы не голодны, жалко разрезать этот пирог. (отодвигает к себе пирог)
Не хотите ли говядины?
— Все, что угодно.
— Как бифштекс, Сквирс?
— Нежный, как ягненочек.
— Это первосортное мясо, я сама выбрала, славный большой кусок.
— Ну уж-то, для них...?
— Нет-нет. (отодвигает от Николаса Никльби и блюдо с говядиной) Для тебя, к твоему возвращению. Боже мой, уж не подумал ли ты, что я дала бы тебе мясо, предназначенное для мальчишек?
— Честное слово, дорогая, я не знал, что думать.
— Извините, сэр, ... есть ли у вас... обо мне никто не спрашивал?
— Нет. И никто не спросит. После первых шести лет никто не заплатил даже фунта! И никто не знает, чей же ты? Хорошенькое дело, я должен кормить этого большого мальчика, без надежды получить хоть один пенни.
...
— Мне кажется, этот мальчишка становится слабоумным.
— Он слишком полезен, чтобы его терять.
— Здесь молока на два пенса, не так ли, любезный?
— Два пенса.
— Что и говорить, в Лондоне молоко — редкость. Долейте эту кружку доверху водой.
— Доверху, сэр? Так ведь молоко утонет в ней?
— Поделом ему, раз оно такое дорогое!