Я не храбрый, я хитрый. Все мы тут хитрые, поэтому и живы до сих пор.
В одиночку молодому сподручней, а когда годов полный мешок, поневоле о доме да семье начинаешь задумываться.
Мою Родину топчет враг... Я такой же как вы. Да, на убой. Да, по минному полю. Да, как баранов. Но, если сколько-то из нас прорвётся и займёт немецкие позиции — мы обеспечим соседям наступление. А потом в прорыв пойдут танки. И пусть мы... Пусть мы ляжем там! Но хоть сколько-то отобьём у врага. Хоть сколько-то отобьём! И власть здесь не при чём, какая бы она не была, есть или будет. Земля наша должна быть нашей! Чтобы внуки ходили по нашей земле. И пусть мои кости сгниют к тому времени, я на это согласен!... И вы, если вы не дешёвки, которым только шкура своя дорога, вы пойдёте со мной. Я прошу вас, мужики. Я на колени перед вами стану...
— Легче нквдшников пострелять, и уйти всем куды глаза глядят. Красноперых поди меньше, чем фрицев.
— Ты что сейчас сказал?
— А ты оглох, комбат? Не слышал? Могу повторить.
— Будем считать, что я этого не слышал. Ты говоришь, как враг!
— А я и есть враг. Я — вор с пятнадцати лет. Сейфы у государства бомбил, троих легавых уработал, двоих инкассаторов положил. Стало быть, я — враг и есть.
Старый я стал для этой физкультуры. Если немец не пристукнет, от сердечного приступа помру.
Здравия вам желаю, православные. И вам граждане мусульмане. И вам, граждане жиды. Зовут меня Антипка Глымов. Кликуха — «Кулак». Я — вор!
— Сейчас, знаешь, сколько сюда таких сказочников идёт? Десятки тысяч! Реки народу.
— А ты, гнида, их всех в предатели записываешь?
— Я хочу знать, о чём говорил, советский офицер, хоть и разжалованный, с предателем Родины, с власовцем? О чём?
— О Родине!
— Святой отец, Вы своим храпом всех святых на небе разбудили!
— А? Что? ... Изыди, а то прокляну!
Трудно жить со злым сердцем, и умирать трудно.
— Буду ждать, возвращайтесь.
— Это, Василий Степанович, как Бог даст. Что даст, то и поимеем.
До смерти хочу разглядеть, да никак не получается.