Ты представляешь, насколько хрупко даже настолько сильное чувство, как любовь, если её можно разрушить или навязать магией.
— О чем ты сейчас думаешь?
— Я хочу чтоб ты всегда был рядом.
Я постоянно тебя тяну на дно.
Фюсун, ты меня заново создала, я люблю тебя больше всего в мире больше жизни люблю, но я, ранен моя единственная мне не хватает сил даже на себя, не хватает сил защищать тебя от себя. Я вчера вышел на этот путь, чтобы осчастливить тебя, но пока я летел я сломал твои крылья. Я не знаю, что такое счастье, Фюсун, а страх узнал, что такое увидев его в твоих глазах. Я чувствую себя червем влюбившимся в цветок и съедаяющим его лепестки. Я далеко ухожу, моя единственная. Туда, где моя любовь не причинить тебе боль. Туда, где я смогу тебя любить не причиняя тебе боль и не обижая тебя. Ты же называешь меня «диким медом», у этого меда очень много яда Фюсун «Дикий мед» яд. Я благодаря тебе прожил длинную долгую любовь, и уходя, я очень счастлив и ты будь счастлива, и еще прости меня, если не сейчас, то когда-нибудь прости. Целую тебя столько раз, сколько ты не сможешь посчитать, я тебя целую столько раз, сколько звезд на небе.
Мы принадлежали друг другу, но жили так далеко, что стали принадлежать другим. Сквоттеры и только сквоттеры были истинными претендентами на наши жизни.
Познание истины мне сильно напоминает игру в пазлы. Каждый день сознательной жизни, каждый её осмысленный миг — это пазл, элемент общей картины под названием Правда. Складывать эти вселенские пазлы необходимо с любовью в сердце — иначе будут рассыпаться. Чем ровнее поверхность, на которой складываешь, тем удобнее. Поверхность — это дорога жизни, которую ты выбрал, чем она изливистее и ухабистее, тем сложнее складывать. А, бывает, так тряхнет, что рассыпается то, что уже сложено.
— Был горький день? — спросил ты, ловя мой взгляд, отчего от твоего голоса почему-то все волоски на теле встали дыбом.
— Вы когда-нибудь запивали сильнодействующие обезболивающие крепким кофе? — я позволила взгляду задержаться на твоём наглаженном воротнике рубашки, прежде чем сигануть с моста в пучину и глубину твоих глаз, — показалось, что даже Тихий океан может тебе позавидовать!
— Это небезопасно, — ироничные нотки, аккуратный изгиб тёмных бровей, ползущих вверх — так принято изображать удивление, но я почему-то вижу в этом жесте нечто другое.
— Тогда Вы можете представить, что мой день был не только горьким, но ещё и смертельным, — тривиально и слишком неразумно-мечтательно, но мне понравилось, как я звучала в тот вечер.