— Я тут расписал все затраты, связанные с устранением дорогого друга. Так, обычно устранение обходится в пятьсот фунтов, но вам придется добавить еще сотню, поскольку Томми Шелби, как и я, принадлежит угнетенным. Также нужно накинуть еще сотню, потому что его брат дикий зверь и он придет за мной. И, кроме того, придется добавить еще сто фунтов, потому что вы, друг мой, сраный макаронник. И вы тоже. Кроме того, нам предстоит довольно грязное дело, как я уже обмолвился. Мне понадобится еще пятьсот фунтов, потому как я уже сказал, Томми Шелби мой очень-очень близкий друг. Сумма здесь, черным по белому, прошу.
— Мистер Соломонс, я буду с вами откровенен, я не прошу вас убивать кого-либо, у меня есть верные люди. Вы проведете моих парней и поставите возле ринга, как секундантов.
— Чтобы быть моими секундантами им, прежде всего, нужно быть евреями. И для этого им нужно сменить свою врожденную итальянскую заносчивость на еврейский дух абсолютной уверенности. Мой добрый друг Томас Шелби заметит разницу.
— Сейчас на нашей старой родине Италии евреи, ваши соплеменники, вынуждены выдавать себя за итальянцев.
— Вам придется добавить еще сотню за свое скотство.
— Вы привезете моих людей в Бирмингем?
— Еще одно условие. Вашим парням надо сделать обрезание, а то Острые козырьки проверят.
— Я никогда не давал взяток.
— Как такое возможно? Ведь ты итальянец!
Итальянцы не играют в баскетбол. Когда в последний раз вы включали игру NBA и видели там: «Давай, кидай, Нанцио?» Правильно, никогда не было такого. «Уложи трёхочковый, ну же?» Не было такого. Зато знаете, что мы умеем делать? Клёвые цементные дороги. Сэндвичи с мясными шариками, а уж если нам дать церковь — непременно распишем весь потолок. Определённые культуры хорошо делают определённые действия. Итальянцы обычно не занимаются медициной. Было так, что вы приходили в комнату скорой помощи и там слышали: «это ваш лечащий врач, доктор Аквалани»? И я такой в ответ на это: «стойте-ка, а Гинзбурга у вас нету? Липовица? Фолкенберга? Кого-нибудь, по поводу кого я мог бы быть уверен, что он учился хоть чему-то?»
Мы, итальянцы, меланхолики, хотя выглядим совсем иначе, — и все же мы меланхолики.
Весь мир состоит из красоты, и да, огромная ее доля – заслуга итальянцев.
Итальянцы проигрывают футбольные матчи, как будто это войны. И проигрывают войны, как будто это футбольные матчи.
— Эйлиш, ты так изменилась. Как тебе это удалось? Может, твой совет поможет другим несчастным девушкам?
— Я познакомилась с парнем, он итальянец.
— О, нет! Такой совет не пойдёт! Пусть лучше по дому скучают, чем страдают о любви. Он постоянно говорит о бейсболе или о маме?
— Нет.
— Тогда держись за него, таких итальянцев в Нью-Йорке больше нет.
Когда итальянцы говорят, что это паста, я проверяю под соусом, чтобы убедиться. Они являются мастерами дымовых завес.
– Хей, Андреа!
Из кухонной двери высунулась улыбающаяся сестра.
– Хей! – отозвалась она. – Ты голодная?
– Жутко.
– Я приготовила пасту; надеюсь, ты чувствуешь себя итальянкой, – сказала Андреа и исчезла в кухне.
Зои хотелось ответить что-нибудь забавное. Она попыталась оформить остроумный ответ: «Само собой, если на кухне меня будет ждать сексуальный итальянец». Но даже на её вкус шутка вышла совсем не смешная. Как и большинство шуток Зои, эта безвременно скончалась, не дойдя до рта. Остроумие посещало в основном других людей, а если это вдруг случалось у Зои, то с опозданием часа на три.
- 1
- 2