— Что у нас здесь?
— Не знаю.
— Повтори-ка. Это такая редкость.
Может быть, вершин мудрости я достигаю в те минуты, когда знаю, что ничего не знаю.
Те, кто говорят, не знают, а те, кто знают, никогда не скажут. Так вот все и вертится.
Вред приносишь ты, если хвалишь, но еще больше вреда — если порицаешь то, в чем сам мало смыслишь.
Я не знаю. Разве не чудесно? Люблю не знать! Это поддерживает интерес к жизни. Должно быть ужасно быть предсказателем: просыпаешься утром, идет дождь – ну я же говорил! Убивает все удовольствие в жизни.
Ты ничего не знаешь. Ты вообще думал, что Брэд Питт — это пещера в Йоркшире!
Почему мужчины так боятся незнания того, что знает женщина?
Вот бы пропустить ту часть, где я не знаю, что делать, и приступить к той, где знаю.
Если чего-то не знаешь — узнай... или умрешь!
А ещё...
Комната реликвий поприветствовала Стрэнджа, а затем его взор упал на предмет, который он в ту же секунду узнал.
— Жаровня Бом’Галиата! — воскликнул доктор, беря артефакт в руки. Он слышал о нём во время обучения в Камар-Тадже. Развернувшись, он увидел ухмыляющегося Кецилия.
— Ты ведь не знаешь, как ею пользоваться, не так ли? — спросил зелот.
Стрэндж уставился на своего соперника, размышляя. Нет. Нет, он не знал.
Кецилий пошел навстречу.
Стрэндж швырнул в него Жаровней Бом’Галиата. Кецилий пригнулся.
«Стоило попытаться», — подумал Стрэндж.