Никто не знает твердо, чего хочет, а если и знает, то не добивается своего с упорством, а перескакивает на другое и не только меняет намерения, но и возвращается вспять, к тому, от чего ушел и что сам осудил.
Письмо 20.
Никто не знает твердо, чего хочет, а если и знает, то не добивается своего с упорством, а перескакивает на другое и не только меняет намерения, но и возвращается вспять, к тому, от чего ушел и что сам осудил.
Письмо 20.
Истина было прям перед нами.
Нам не хватило твёрдости, чтобы поймать её.
Тоже мне – сказка про прутья. Ну и что, что десять хворостин не переломить, как одну? Их можно перепилить. Построил себе лесопильню и хоть упились – хоть сотни хворостин за раз. Это временная мера. Если мы говорим о твердости, а тут такая твердость нужна, так будь тем, что не сломать, ни перепилить. Будь бриллиантом. При чем здесь одна хворостина или десять?
Как походит наш Рим на макет пушки — хрупкая иллюзия твердости.
Я: Бог прощает.
Я не обещаю прощения, пока не услышу греха,
но даже Иуда, раскаявшись, сын Отца
своего.
ХРИСТИАН: Его раскаяние не вернет Христа.
Я: И то его личный ад.
Но что гаже – стараться сбежать от наказания, повесившись,
или исправлять каждый день человеческое
уродство
во всех –
в себе,
в людях
делом,
служить свою службу верно,
чтоб от одной лозы вырос целый сад?
Садовничать, не ослушаясь ни одного приказания
больше?
Не отступаясь отныне ни перед чем.
Если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению: управь сердце твое и будь тверд.