А вы не слыхали анекдот о Рубенсе? Он был голландским послом в Испании и имел обыкновение проводить время после полудня в королевском саду за мольбертом. Идёт однажды по саду разодетый в пух и прах придворный и говорит: «Я вижу, что наш дипломат иногда балуется живописью». А Рубенс ему в ответ: «Нет, это живописец иногда балуется дипломатией!»
Картина у живописца будет мало совершенна, если он в качестве вдохновителя берет картины других; если же он будет учиться на предметах природы, то он произведет хороший плод...
Понимаете, картина — это окно в иные пространство и время.
Вы спрашиваете меня, милостивый государь, в каком учреждении было бы наиболее уместно повесить написанные вами картины. Могу ли я предложить вам приют для слепых?
Я совершенно нормален. А ненормален тот, кто не понимает моей живописи, тот, кто не любит Веласкеса, тот, кому не интересно, который час на моих растёкшихся циферблатах — они ведь показывают точное время.
Если бы правда была одна, ты бы не смог нарисовать сотню полотен на одну и ту же тему.
Я хочу изобразить какой-нибудь значительный момент. Хочу нарисовать слепую веру, угасающее лето или просто момент истины. Знаешь как бывает, когда впервые слышишь вживую хорошую группу? Никто ничего не говорит, но все думают одно и то же – нам снова есть во что верить. Я хочу нарисовать это чувство, но не могу. А раз не могу, то не стану ничего портить. Это слишком важно для меня.
Картина, которую хвалят больше, чем десять процентов публики, подлежит сожжению.
Я ничего не имею против беспредметной живописи, лишь бы был виден субъект художника.