Айрис Мёрдок. Под сетью

Все эти разговоры о любви так мало значат. Любовь — не чувство. Её можно проверить. Любовь — это поступки, это молчание, тишина. Это вовсе не эмоциональные уловки и борьба за обладание, как тебе когда-то казалось.

Женщины воображают, что красота — это наибольшее приближение к некой гармоничной норме. Они не делают себя неразличимо похожими только потому, что у них нет на это времени, денег и технических возможностей.

... Каждый может полюбить кого угодно и предпочесть его кому угодно.

Мне нравятся женщины в романах Джеймса и Конрада — они похожи на цветы, про них пишут «безыскусственность, глубина, доверчивость, покой». Особенно здорово звучит «глубина»: порхающие белые руки и глубока, как море. Но в жизни я таких женщин не встречал.

Если женщина наносит вам обиду, то обычно вы же и вызываете её ярость.

Что может быть мучительнее встречи после долгой разлуки, когда все слова падают на землю, как мёртвые, а дух, который должен бы их оживлять, парит в воздухе, лишённый плоти?

— Это несчастный, запутавшийся человек, — так обычно женщина говорит о мужчине, который её бросил.

Дневной сон — это проклятье, после него просыпаешься разбитый и уничтоженный. Солнце его не терпит. Оно забирается вам под веки и насильно их раздвигает; а если вы завесите окна чёрными шторами, подвергает вашу комнату осаде, так что вы, не выдержав духоты, с безумными глазами, шатаясь, добираетесь до окна и срываете шторы, и тогда вам открывается страшное зрелище — ослепительный дневной свет за окнами комнаты, где вы только что спали. Для человека, засыпающего днём, имеются свои, особые кошмары — короткие нервные сны, которые умещаются в считанные минуты тревожного забытья и, прорываясь в сознание, тотчас смешиваются с каким-нибудь ужасом яви. Таковы эти пробуждения — словно проснулся в могиле: открываешь глаза и лежишь замерев, стиснув руки, дожидаясь, когда заговорит, назовет себя эта мука; а она ещё долго давит тебе на грудь, не произнося ни слова.

Я принадлежу к тому разряду людей, которые лучше пройдут двадцать минут пешком, чем станут ждать пять минут на автобусной остановке, чтобы потом пять минут ехать автобусом.

Но поскольку решение было принято, не выполнить его было нельзя. Этим методом я уже часто разрешал трудные проблемы. На первой стадии я рассматриваю тот или иной шаг как чистую гипотезу, а на второй уже считаю первую стадию твёрдым решением, от которого нельзя отступаться. Рекомендую эту технику всем, кому решения даются с известным трудом.

Назвать человека неисчерпаемым — значит попросту дать определение любви.

Я крепился и молчал. Я хотел подождать, пока не смогу изложить свою историю более драматично. Тут намечались кое-какие возможности, но ничего ещё не оформилось. Заговорив сейчас, я мог невзначай сказать правду; когда меня застигают врасплох, я обычно говорю правду, а что может быть скучнее?

Про что людям снились кошмары, когда ещё не было поездов?

В Париже у каждого мужчины есть женщина.

Я, например, считаю, что дружить одновременно больше, чем с четырьмя людьми безнравственно.

Она во всем готова была усмотреть тяжелую драму. Жизнь принимала остро и трудно. Я же считаю, что принимать так жизнь неумно, точно дразнить опасного зверя, который в конечном счете все равно переломает тебе кости.