Джулия Кэмерон. Право писать

Текст — и в этом его большой секрет — хочет быть написанным. Он любит своего писателя, как Бог любит тех, кто ему искренне верен. Позвольте себе писать — и это наполнит ваше сердце и страницы и поможет наполнить жизнь.

Если закапывать травмы поглубже вовнутрь вместо того, чтобы признать их, они приводят к творческому застою. Скрываясь в подсознании, они “непостижимо” лишают нас творческих сил. Если же направить на них свет сознания, этих творческих злодеев можно одолеть.

Писательство дало мне составить карты моих горестей и радостей, границ и великих равнин щедрости. Оно позволило мне сказать: «Вот где заканчиваюсь я и начинаешься ты». И ещё: «Да, мы во всём «этом» «вместе».

Есть у меня грёза. Жемчужные ворота. Святой Пётр извлекает анкету и задаёт мне Главный Вопрос:
— За какие заслуги тебя впустить?
— Я убеждала людей писать, — отвечаю я.
И врата распахиваются предо мной.

Писательство — прямое видение непревзойдённой красоты обыденного. Это и есть повседневность, а повседневность есть здравый рассудок.

Если посмотреть трудной правде в лицо, записав её на бумагу, она может стать дверью. То, где мы сейчас, становится промежуточным пунктом на пути к тому, куда мы стремимся.

…писательство — защита от одиночества. Это бальзам, которые его исцеляет. Это связь в первую очередь с самим собой, а следом и с другими. Мы занимаемся “письмом”, а ведь это и есть письма. Самим себе. И всему миру.

Часто одиночество настигает нас, потому что мы потеряли широту обзора, масштаб и панораму своей жизни.

На самом базовом уровне писать — это шалость. Одержимость самим собой. «Я думаю вот что...» Внутри каждого из нас живёт непослушная двухлетка, и ей хочется заявить о себе. Если позволить себе писать именно с таким настроем — поделиться секретами с самим собой, ликуя от собственной дерзости, особой «дисциплины» для этого не понадобится.

В некотором смысле творчество — не наше дело. К нему не нужно стремиться, оно даётся нам и так. Это не изобретение эго. Это естественная функция души. Нам предначертано дышать и жить. А также — слушать и творить. Нам не нужны авторучки. Не нужны отдельные комнаты и свободное время. Нужно одно лишь намерение позволить творчеству творить сквозь нас. Открываясь чему-то или кому-то большему, чем мы сами, мы заодно открываем себя собственному высшему «Я».

Писать — всё равно что ехать по асфальтированной сельской дороге в жаркий летний день. На горизонте подрагивает мерцающее волшебное пятно. Ты стремишься к нему. Набираешь скорость, чтобы добраться до него поскорее, но стоит приблизиться — оно исчезает. Подняв взгляд, снова видишь его вдали. Наверное, кто-то счёл бы это неразделённой любовью или неудовлетворённостью. Но мне кажется, писать — штука получше.
Я считаю это предвкушением. Упоением. Как ощутить вкус отличной трапезы, лишь почуяв её аромат. Чтобы любить свежеиспечённый хлеб, не обязательно его есть. Его запах почти столь же прекрасен и приносит не меньшее удовлетворение, чем толстый ломоть с маслом и домашним абрикосовым вареньем.
Мозг человека обожает писать. Ему нравится давать явлениям названия, находить ассоциации и различия. Подбирать слова — как выбирать яблоки: вот это, похоже, вкуснейшее.

Нередко мы так хотим жить как писатели, что забываем замечать, что у нас уже есть жизнь, о которой можно писать.

Одна моя подруга утверждает, что в нашей жизни столько божественного присутствия, сколько мы заслуживаем. Какая страшная мысль! Я немного её подправила: в нашей жизни столько божественного присутствия, сколько мы может воспринять.

Писать — это плакать на плече у друга. Делиться секретами с тем, кто услышит и поможет нам разложить всё по полочкам. Шагать с товарищем по ухабам скорби и отчаяния. Наблюдать за погодой — и влиять на погоду. Разглядывать пейзаж, в которым мы живём.