Ну кто всего ближе стоит к народу? Духовенство? Но духовенство наше не отвечает на вопросы народа давно уже. Кроме иных, еще горящих огнем ревности о Христе священников, часто незаметных, никому не известных, именно потому что ничего не ищут для себя, а живут лишь для паствы, — кроме этих и, увы, весьма, кажется, немногих, остальные, если уж очень потребуются от них ответы, — ответят на вопросы, пожалуй, еще доносом на них. Другие до того отдаляют от себя паству несоразмерными ни с чем поборами, что к ним не придет никто спрашивать.
Положительно есть русские люди, боящиеся даже русских успехов и русских побед. Не потому боятся они, что желают зла русским, напротив — они скорбят об всякой русской неудаче сердечно, они хорошие русские, но они боятся и удач, и побед русских, — «потому-де, что явится после победоносной войны самоуверенность, самовосхваление, шовинизм, застой». Но вся ошибка этих добрых людей в том, что они всегда видели русский прогресс единственно в самооплевании. Да самонадеянность-то нам, может быть, и всего нужнее теперь! Самоуважение нам нужно, наконец, а не самооплевание. Не беспокойтесь: застоя не будет. Война осветит столько нового и заставит столько изменить старого, что вы бы никогда не добились того самооплеванием и поддразниваньем, которые обратились в последнее время лишь в простую забаву.
Кстати замечу: из писавших о нашем самоупоении и дразнивших нас им после Севастополя было несколько новых молодых писателей, обративших тогда на себя большое внимание общества и возбудивших в нем горячее сочувствие к их обличениям. И, однако, к этим истинно желавшим добра обличителям присоединилось тогда тотчас же столько нахального и грязного народу, явилось столько свистопляски, столько людей, совсем не понимавших, в чем сущность дела, а между тем воображавших себя спасителями России, мало того — явилось в их числе столько даже откровенных врагов России, что они, под конец, сами повредили тому делу, к которому примкнули и которое повелось было талантливыми людьми. Но сначала и они имели успех, единственно потому, что чистые сердцем русские люди, действительно жаждавшие тогда повсеместно обновления и нового слова, не разобрали в них негодяев, людей бездарных и без убеждений, и даже продажных. Напротив, думали, что они-то и за Россию, за ее интересы, за обновление, за народ и общество.
В Китае я бы отлично писал; здесь это гораздо труднее. Там всё предусмотрено и рассчитано на тысячу лет; здесь же всё вверх дном на тысячу лет.
Способность быть гражданином — это и есть способность возносить себя до целого мнения страны.
А покамест, в смирении своем народ смущен. Кто заглядывал в сокровенные тайники его сердца? Может ли у нас хоть кто-нибудь сказать, что вполне знаком с русским народом?
Ведь сделавшись сами лучшими, мы и среду исправим и сделаем лучшею. Ведь только этим одним и можно ее исправлять.
Ведь так мало — помалу придем к заключению, что и вовсе нет преступлений, а во всем «среда виновата». Так-как общество гадко устроено, то в таком обществе нельзя ужиться без протеста и без преступлений. Вот что говорит учение о среде в противоположность христианству, которое вполне признавая давление среды и провозгласивши милосердие к согрешившему, ставит однако, нравственным долгом человека борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается.
К числу сокрытых в русском народе идей — идей русского народа — и принадлежит название преступления несчастием, преступников — несчастными.
Пояснение к цитате:
Несчастными их считали потому, что они погубили свою бессмертную душу.
Можно очень уважать человека, расходясь с ним в мнениях радикально.
Пояснение к цитате:
Порвалась цепь великая, порвалась и ударила одним концом по барину, другим по мужику. (Некрасов)
Нет вашей любимой цитаты из "Фёдор Михайлович Достоевский. Дневник писателя"? Добавить цитату