Франсуаза Саган. Не отрекаюсь...

... только борясь с крайностями в себе самом, со своими противоречиями, своими страстями и пристрастиями, своими выплесками, можно хоть чуть-чуть, да, именно так, совсем чуть-чуть понять, что такое жизнь.

Тоска в наши дни неотделима от людей, как зубы или волосы. Да и может ли быть иначе? Жизнь у людей беспросветная, их вынуждают так жить. Я нахожусь в привилегированном положении, потому что могу делать то, что мне нравится, могу даже жить одна, если захочу. Но жизнь большинства людей ужасна. Их держат за горло, вынуждают работать с утра до вечера, они смотрят идиотское телевидение, никогда не остаются одни, загнанные в западню такими же людьми, как они. Они не могут позволить себе ни минуты того, что называют «добрым временем», старым добрым временем, которое течёт, секунда за секундой, и можно просто смотреть, как оно проходит. У большинства нет ни жизни, ни времени — только слепой и безумный бег по кругу.

... я люблю людей естественных, тех, которые не пытаются выказать себя иными, чем они есть на самом деле. Это включает ум, определенную форму внутреннего счастья и определённую доброту. Я очень, очень люблю добрых людей.

Иметь с кем-то человеческие отношения — значит быть с ним на равных, говорить с ним доверительно помимо любви; и это тоже называется дружбой. Любовь без дружбы — это ужасно. Если человек влюблён лишь в собственное отражение в глазах другого — всё пойдет наперекосяк. Если любишь кого-то, любишь и его счастье. Когда любишь человека, который любит тебя, это предполагает и обязанности, и права — но прежде всего обязанности. Надо делать всё, чтобы люди, которых вы любите, были счастливы, как счастливы вы.

Верность в любви, думается мне, возможна, хоть это и нелегко, а вот ревность — чувство, всегда повергавшее меня в панику. Я знавала ревнивцев: это ужасно, это всегда разрушительно, прежде всего для них самих. Они мучаются и мучают, и это губит всё. Думается мне, что ревность, когда сам ревнивец её приемлет, более того, отстаивает как добродетель, становится страшным недугом.

Надо уметь быть с мужчинами ласковой. Мужчины — они же большие дети, большие жеребята. Их надо брать за холку и говорить с ними по-доброму. Как с детьми. Нельзя их всё время трясти. Когда мужчина чувствует твою слабость, он в восторге и становится защитником. Мужчины по природе своей защитники, слава богу! Они такие, какими нужны женщинам.

Меня поразила одна фраза Шатобриана: «Больно не столько потерять человека, ибо, в сущности, без его существования можно и обойтись, больно похоронить свои воспоминания, те воспоминания, что связаны с этим человеком». Похоронить свои воспоминания — не думаю, что это делается осознанно. Мне кажется, воспоминания выветриваются и исчезают сами собой.

Добавлю, что любовь — как болезнь, тяжелая и постыдная, когда она не взаимна. Когда я не влюблена, это кажется мне безумием, глупостью, бессмыслицей. Когда влюблена — не расстаюсь с телефоном, не помню себя… Меня очень трогает тот факт, что люди, слывущие несгибаемыми, бывают обезоружены ласковыми, нежными. Когда влюбляешься в хорошего человека — пиши пропало. Это навсегда. Но жизнь мужчин тоже не сахар! Отношения в парах зачастую бывают напряженными, просто невозможными… наверное, потому, что женщины требуют всего по праву «слабого пола» плюс пресловутой свободы.

Любовный акт — это удовольствие. Вам хочется кого-то или нет. Секс — это дело вкуса. Это не обязанность. Или вы любите кого-то, кто вам приятен, и если он с вами, тем лучше. А если никого нет — что ж, можно и поспать. Никому не повредит пару-тройку месяцев пожить спокойно. Кстати, если ищешь удовольствия, вряд ли его найдёшь. И его не может быть без близости, физической, а зачастую и умственной, когда двоим хорошо вместе, разговоры затягиваются допоздна и на душе тепло. Мне тошно от этой волны эротики, она меня возмущает. Тут нужен намек, а не провокация.

... мелкие жизненные драмы стоит обращать в шутку, иметь хорошее чувство юмора и в первую очередь уметь посмеяться над собой.

У детей и мужчин так много общего… Мужчины ранимы, им хочется играть в ковбоев и всегда страшно, что никто не купится на их вестерн. Мне жаль мужчин. У них больше проблем, чем у женщин, прежде всего потому, что сегодня им приходится состязаться с женщинами. Я хочу сказать, что в наши дни женщины в принципе имеют право делать всё, что делают мужчины. И при этом они ещё могут оставаться женщинами. Мужчины же должны продолжать заниматься извечно мужскими профессиями и доказывать таким образом своё мужское начало. Женщины решили стать сильными, когда сильный пол начал слабеть. Мне думается, современное общество зажало в тиски женщин так же, как и мужчин. Но мужчины, по-моему, страдают от этого сильнее. Они — пленники своей работы, своей политической беспомощности, своего бессилия изменить ход вещей. Женщины могли бы им помочь. Но нет, они выступают в роли судей; это какой-то абсурд. И потом, иные женщины полны противоречий. Они хотят одновременно и хорошего мужа, и чудесного любовника, и всего остального. Они хотят спокойствия в материальном плане и возбуждения в плане чувственном. Но женщины сейчас в переходном возрасте своей новой роли… Это пройдет.

... чаще всего любовь — это война. Битва, в которой каждый хочет завладеть другим. Это ревность, собственничество, обладание, даже, на первый взгляд, в самых великодушных её проявлениях. И, как во всякой битве, в ней бывают жертвы. Всегда кто-то один любит больше, кто-то один страдает, а другой страдает, заставляя страдать.

Любовь — это доверие. Любовь, основанная на ревности,  — гиблое дело, потому что её превращают в битву, в борьбу. Понять, что мужчина вами дорожит, потому что ревнует, может быть, и упоительно, это, конечно же, проявление любви, но, боюсь, одно из последних. Все эти игры ревности, на мой взгляд, жалки. Я за любовь-доверие, целиком и полностью, ну, а если вас обманут — что ж поделаешь. Это всегда обходится много дороже тому, кто обманывает, чем обманутому.

Если мужчина, изменяя вам, рассказывает об этом и смеётся за вашей спиной,  — это настоящая измена; если он бывает с другой у ваших общих друзей — это оскорбление, на мой взгляд, непростительное. Если же он проведет часок у женщины и вы об этом не узнаете — да если и узнаете, всё равно, что такого? Это не страшно. Самое обидное — это когда любимый мужчина «интересуется» другой женщиной. Я могла две ночи не спать и плакать в подушку, оттого что ревновала,  — но я могла не спать неделю, оттого что была счастлива.

Борис Виан сказал: «Мы всегда маскируемся и можем до того домаскироваться, что нечего больше и маскировать…»

Мой отец — один из самых остроумных и своеобразных людей, каких я встречала. В 1954 году один журналист спросил его однажды вечером: «Вы позволите мне похитить вашу дочь на время ужина?» (Ему давно пора было позволять это мне!) «Мсье, — строго ответил ему отец, — я разрешаю вам похитить мою дочь, но при одном условии: что вы никогда мне её не вернёте». А потом, повернувшись ко мне: «Иди, детка, но смотри! В половине одиннадцатого и ни минутой позже». Мсье был огорошен...