Гузель Яхина — цитаты из книг автора

Гузель Яхина

Гузель Шамилевна Яхина (род.

1 июня 1977, Казань, Татарская АССР, РСФСР, СССР) — российская писательница. Автор романов «Зулейха открывает глаза» (2015), «Дети мои» (2018), «Эшелон на Самарканд» (2021). Роман «Зулейха открывает глаза» был экранизирован в формате сериала. Лауреат премии Правительства Российской Федерации в области культуры (2019) и ряда других премий. Перейти к разделу «#Литературные премии».

Род деятельности: 
писатель
Место рождения: 
Казань, Татарская АССР, РСФСР, СССР
Дата рождения: 
01.06.1977 (46)

Да, именно так: всё, что с тобой приключалось, — недавно или давно, в любом году твоей жизни — не исчезает бесследно, а происходит опять, и сегодня, и завтра, и всегда.

Ведь люди созданы не для радости или удовольствия. Но и — не для смерти. Люди созданы просто для жизни. Человек рождается потеть от работы, хрустеть яблоками, ходить босиком по траве, браниться, мириться, любить кого-то и кому-то помогать, строить, чинить — вот для чего. Не лежать голышом в братской могиле с дыркой в черепе. Не крошиться на сто кусков под винтами военного катера. Человек рождается — быть.

Внутри каждого человека живет что-то одно, главное, что самую суть его составляет и всем остальным руководит. Вынь это главное – и кончится прежний человек, а останется одно пустое тело, будто мякоть сливовая без косточки. Кто ненавистью живет, кто – тоской, кто – похотью любовной.

Витающие в высоких сферах философы и поэты редко становились настоящими правителями, а настоящие правители, в свою очередь, чаще всего оказывались дрянными поэтами.

Лишь ограниченные умы могут полагать, что исторические события вершат личности. Историю движут идеи. Они не только овладевают массами и приобретают необходимый общественный вес; они облекаются в плоть и кровь конкретных, не всегда подходящих для этого людей.

Смерть была здесь везде, но смерть простая, понятная, по-своему мудрая, даже справедливая: облетали с деревьев и гнили в земле листья и хвоя, ломались под тяжёлой медвежьей лапой и высыхали кусты, трава становилась добычей оленя, а сам он — волчьей стаи. Смерть была тесно, неразрывно переплетена с жизнью — и оттого не страшна.

В этом было даже что-то притягательное, какая-то особая, отдающая местью радость — пить с человеком, от которого нет и не может быть уже тайн и у которого, в свою очередь, могли быть тайны.