Колин Уилсон. Мир преступлений

Каждый из нас на определенной стадии развития стремится навязать миру свою волю. Каждый из нас хотел бы видеть своих врагов униженными, а друзей вознагражденными. Но большинству из нас приходится в конце концов мириться с миром, в котором все это невозможно. Если мы вырабатываем в себе способность хорошо приспосабливаться к этому миру, то становимся достойными, зрелыми неординарными человеческими личностями. Дети же как раз и отличаются этим нежеланием приспосабливаться. Как совершенно верно указывал Фрейд, если ребенку дать бесконечную власть, то в минуту каприза он уничтожит весь мир.

По какой-то таинственной, атавистической причине у человека осталось чувство, будто огонь в состоянии разрешить любую проблему, связанную с необходимостью уничтожить что-нибудь полностью и навсегда. Вот почему ведьм и еретиков сжигали, а нацисты устроили печи в лагерях смерти.

Есть много преступников, которые были бы рады малейшей возможности стать честными гражданами, но преступление цепко держит их, подобно осьминогу, и если они освобождаются от одного щупальца, второе тут же обвивается вокруг запястья или лодыжки.

Характерными чертами гения являются долготерпение и дальновидность. Он знает, что, возможно, не добьется успеха ни завтра, ни в следующем месяце, ни даже в следующем году, но, тем не менее, должен продолжать творить. Даже если он и получит признание, его новое произведение может оказаться настолько нетрадиционным и труднодоступным для современников, что почитатели отвергнут его как «непонятное» — подобно последнему, проникнутому глубоко религиозным духом, квартету Бетховена. Для того чтобы продолжать идти дальше, ему необходима вера, осознание того, что он на правильном пути.

Мы, самозванцы, люди странные, сэр.

Окончательный приговор Вейману состоит в том, что он, а также многие другие самозванцы, представляют собой некий «оживший» вариант Уолтера Митти, созданного Джеймсом Тарбером: мечтателя, который никогда не научится с помощью обмана совмещать свои фантазии и реальную жизнь. Поэтому он не только живет за счет общества и становится угрозой для других людей, но и изо дня в день подвергает опасности саморазрушения собственную личность.

Человеческие существа предпочитают жить довольно ограниченной, связанной традициями жизнью, подобно каналу с его спокойным течением и одинаковой ширины руслом; если привычные «берега» внезапно исчезают, человек испытывает тот же ужас, то же чувство бессмысленности, что испытал и Меркулов после своего первого убийства. И реакцией на это чувство обычно является самоубийство.
Зоолог К. Р. Карпентер наблюдал тот же «распад ценностей», когда стаю обезьян перевезли морским путем на остров. На корабле не было возможности выделить животным свою «территорию»; они пришли в состояние растерянности и замешательства, обычно проявляющийся в таких случаях стадный инстинкт пропал: самцы позволяли другим самцам насиловать их самок, а матери не обращали внимания на то, что детеныши умирают от голода. Оказавшись на острове, они сразу же определили границы своей «территории» и возвратились к нормальной жизни.

... у каждого человеческого существа должен быть кто-то, с кем он чувствует внутреннюю связь. Психические заболевания возникают тогда, когда человек полностью утрачивает ощущение этой связи. Но если появляется кто-то, с кем возникает эта общность, заболевание можно предотвратить.

В этой жизни каждый мечтает о мести.

Возникает подозрение, что «супервор» — это не кто иной, как человек, который никогда не становится взрослым. Дети никак не могут понять, почему нельзя достать луну с неба и почему им не позволяют зайти в магазин игрушек и забрать оттуда все, что понравится. Взрослея, они делаются большими реалистами. Их желания становятся более зрелыми — так же, как и методы реализации этих желаний. Но некоторым людям так никогда и не удается отделаться от своего детского «питерпэновского» чувства, что они должны иметь все, что ни пожелают. И если при этом их характеризует еще и ярко выраженная высокая доминантность, то велика возможность, что они станут «суперворами».

Монотонность существования ведет к скуке, скука ведет к побуждению сексуальных желаний, а это может привести к чему угодно — от ссоры женщин, вырывающих друг другу волосы из ревности, до трупа в канаве.

Создается впечатление, что когда людям больше не о чем думать, пустующее место начинают занимать мысли о сексе.

Убийцы женщин должны вызывать отвращение, их жертвы — жалость. Но существует не только страсть убивать, но и подспудное желание быть убитой. Недостаточно изолировать убийц женщин от общества, необходимо еще и научить их так называемых «жен» опасаться мужчин, подобных Смиту и Ландрю, слишком мягких, слишком приятных, очаровательных и располагающих к себе: за всем этим может скрываться опасность и звериная жестокость.