Виктория Платова. Stalingrad, станция метро

Самое время удивиться. Выпасть в осадок. Разинуть варежку. Охереть до состояния атома, как выражается Праматерь.

Всякий раз, когда я смотрю на тебя, мое сердце переполняет нежность.

Печенью трески тебя не корми, дай только представить, что ты Деми Мур. А ты — ни хера не Деми Мур, в том-то, нах, и печаль.

... А что это у тебя с лицом, Онокуни?
— Что?
— Пялишься в одну точку, улыбаешься загадочно... Знаешь на кого похожа?
— И на кого же я похожа?
— На олигофрена в степени дебильности.

— Мне бы хотелось тебя развеселить...
— Тогда раздевайся.
— Как это — «раздевайся»?
— Обыкновенно. До трусов. И я сразу развеселюсь.

Если ты вскорости должен подохнуть — какая разница, читал ты Бодлера с Оскаром Уальдом или нет.

Ревность — штука до крайности болезненная. Она сродни укусам, но не комариным и не волчьим: укусам мошкИ. МошкА не просто кусает — вырывает крохотные, микроскопические куски плоти.

Как будто эта паточная дрянь заговаривала зубы и хотела казаться лучше, чем есть на самом деле. Как будто она хотела прикинуться дорогущим шампанским или вином. Как будто она ехала в переполненной замызганной маршрутке (в подстреленном пальтишке, в колечке из меди, с журналом о красивой и богатой жизни в зубах) — и пыталась уверить всех, что маршрутка — лишь недоразумение. Чудовищное стечение обстоятельств, а на самом деле вот же она, вот! — трясет отретушированными сиськами и откляченным задом на обложке.

Не-ет, наличие кумира — первая ласточка психического нездоровья.

Люди не любят, когда их ставят в неловкое положение. И заставляют прикладывать усилия к чему-то для них неважному. Люди от этого звереют. А вранье, даже самое гнусное, снова делает их людьми.

Она не обиделась, но нехороший червь все же принялся рыть ходы в сердце.

И помни — ты красива, как бог, и обязательно найдутся люди... обязательно найдется человек, который увидит это и оценит по достоинству. Людей будет великое множество, а человек — только один, но больше и не надо, ведь так?

Карлуша всегда утверждал, что шепот воздействует на любого человека лучше любого крика. К шепоту прислушиваешься.

Если уж про Илью все забыли, то почему смерть должна стать исключением из правил?

Она ни разу не видела развода мостов, не пробовала фондю, не летала на самолете и думает, что «Мохито» — это всего лишь небритые подмышки.

Говорят — целоваться чертовски приятно. Смотреть как целуются приятно не всегда.