... как это часто бывает, сквозь немой вопль ужаса в душе пробивался тихий шепоток, принадлежащий инстинкту самосохранения.
Главный герой, скрываясь от неприятелей и от гос. служб, стараясь сохранить себе жизнь, порою осуществлял то, что в норме, является преступлением.
— Знаете, как говорили гностики? — изображая психопата, поинтересовался он, тыча пистолетом ей в спину.
— Н… н… не знаю.
— Мир — не лик Божий, но дьявольский обман.
Главный герой в надежде выяснить, кем он являлся и найти ответы на вопросы, искал помощи по добру, но его восприняли превратно, не зная деталей. И он решился на радикальное, угрожая оружием, заставил сделать рентген скан своих картин, дабы выяснить, что он же сам скрыл под вторым слоем.
Конец ХХ века до полного износа затрепал банальную истину, суть которой лучше всех сформулировал Ницше в «Сумерках идолов»: «Что не убивает меня, то делает меня сильнее». Но это полная чушь. Во всяком случае, в примитивном современном толковании. Каждодневное страдание никого не закаляет. Оно изматывает, человека. Делает его слабым. Ранимым.
Никто ни в чем его не упрекал, но всеобщее молчание было красноречивее любых слов.
Наблюдая за листочками чая, разбухавшими в кипятке, он внушал себе, что должен переходить к активным действиям. Отказаться от внеплановых дежурств. Заставить себя вести более здоровый образ жизни. Заняться спортом. Питаться по часам… Впрочем, он знал, что подобные размышления уже успели войти неотъемлемой составной частью в его бестолковое, однообразное, бесцельное существование.
Наркоманы постоянно ходят по красной черте, но инстинкт самосохранения не позволяет им сознательно пересекать ее.
Даже в безумии есть свои кумиры.
... Лишенный часов, утрачивает ощущение времени и пространства.
Стоит нам углубиться в самих себя, как мы мгновенно теряемся среди всех этих обломков...
Страдание приходит не извне, оно рождается внутри.
Это и есть психиатрия. Попытка вычерпать воду из тонущей лодки с помощью наперстка.
Ему говорили: «Вот увидите, это маленький Париж». Или: «Жить в этом городе очень престижно». Или: «Это Олимп виноделия». Ему много чего наговорили. Но он так ничего и не увидел. Он смутно ощущал, что Бордо — город буржуазный, высокомерный и… смертоносный. Холодный и плоский. Город, на каждом углу которого веяло удушливой атмосферой провинциального особняка.