Когда ты, что остров, по которому тридцатиметровое цунами прогулялось, а потом ещё лава прошла.
И вот ты лежишь – месиво сплошное, но слово за словом, мысль за мыслью, себя снова отстраиваешь – крепче.
И больше. И лучше.
И когда это пройдешь, кажется, что уже ничего не страшно.
И то правда – гораздо меньше страхов в тебе остаётся, а с теми, что есть, жить становится веселей.
НАНИ: ... А вот то, что вы обозвали неаполитанский рустико – кишем, это, простите, прямое оскорбление.
ФРАНЦ: Мои извинения!
НАНИ: Я их не принимаю, юноша. Пока вы не распробуете как следует мой рустико и не поймете, как глубоко вы зашли в своих заблуждениях, даже не смейте просить у меня прощения.
Отрезать кусочек от небольшой тарталетки.
Положить в рот.
НАНИ: Герберт! Он режет мне сердце. Он ест рустико без корочки!
Добрать корочку.
НАНИ: Вердикт?
ФРАНЦ: Очень нежно.
Принцесса недовольно выгнула бровь.
ФРАНЦ: Я приношу свои глубочайшие извинения неаполитанскому рустико. Он настолько нежнее и тоньше пошлых лотарингских кишей. Эта сочность. Эта сбалансированность текстуры, легкость, сладкость корочки… рикотта… ну рикотта – это… рикотта всё сделает съедобнее. Здесь вообще нет вкуса яйца, и к счастью, никакой дурацкой свинины.
НАНИ: Вот. А то я не верю в гениев, не способных оценить еду.
– Не вы ли мне говорили – самый безопасный путь далеко не всегда самый выгодный.
– Выбирай всякий раз безопасность и обязательно проиграешь. Да.