- Твоего сообщника мы тоже поймаем, — пригрозил полицейский. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
- Ага. Скажите, пан Кшиштоф, а если бы я был не из России — вы бы меня так же азартно ловили?
- Конечно, — возмутился Кшиштоф. — Это моя функция! Хотя, конечно, русских я не люблю.
- За что?
- А за все, что было!
— Странно, конечно, — сказал я. — У всей Европы друг с другом постоянно все было, только пыль летела. А не любят только нас...
Мне вдруг вспомнилась песенка, которую любил слушать отец, про человека, который живёт в старом доме. Там ещё одно окно выходит в поле, другое в лес, а третье — на океан. Наверняка песенка про функционала-таможенника вроде меня. Вот только не помню, кто её пел. Кто-то из непрофессионалов, кажется, — то ли известный путешественник, то ли кулинар... Но пел на удивление хорошо, душевно, видимо, хобби у человека давнее. Надо будет найти и послушать.
Речь идёт о песне Андрея Макаревича "Три окна". Какое-то время лидер группы "Машина времени" вёл кулинарную телепередачу "Смак", на что намекает персонаж.
Я сразу увидел Розу Белую — в длинном чёрном платье с декольте не по возрасту... Старушка благосклонно мне кивнула и что-то сообщила полной немолодой женщине, стоящей рядом... Декольте у неё было столь же вызывающее, но хоть чем-то оправданное. А вот светло-бирюзовый цвет платья ей явно посоветовал враг.
Я окончательно понял, что договориться с ними будет ох как непросто. Когда помимо двух сторон в переговорах незримо участвуют Бог и дьявол — это очень, очень трудные переговоры...
Со мной бы попроще, а? Я же готов помочь. Пусть всем будет хорошо — и Родине, и Москве-столице, и всему прогрессивному человечеству. Только я тупой от рождения. Пока мне не объяснят, в чем дело, — не понимаю.
Настоящий страх рельефен, чёток и задействует тебя полностью. Ты его видишь, слышишь, обоняешь и осязаешь. Ты можешь его попробовать на вкус. Пистолетный ствол пахнет порохом и имеет вкус железа. Треснувшая доска воняет гнилью. Натянувшаяся от страха кожа на горле шуршит, когда её касается лезвие. Страху нужны все твои органы чувств до единого. Если у тебя есть шестое чувство — страх и его возьмёт в оборот.
Какая это хорошая вещь – грипп, если его правильно пережить!
Конечно, если вы уже на попечении мамы, а женой или подругой не обзавелись, то всё не так безоблачно. Но тут уж вы сами виноваты, и нечего ругать несчастные вирусы!
Совсем другое, когда вы умираете.
Страшна не боль. Рано или поздно она уходит – либо её убивают лекарства, либо для неё не остаётся больше места. Страшно остаться один на один с вечностью, с падением в тёмную пустоту. Мир то сжимается в точку, имя которой – ты, то взрывается бесконечным пространством, не безжалостным и не злым, но абсолютно равнодушным. Ты никто, и место твоё – нигде. Ты можешь верить в Бога, можешь не бояться смерти, смеяться над ней и паясничать. Но когда дыхание вечного ничто касается твоих губ, ты замолкаешь. Смерть тоже не жестока и не страшна. Она лишь открывает двери, за которыми ничего нет.
И ты делаешь этот шаг.
В одиночестве. Всегда в одиночестве.