Все мы не герои, если честно. Мне кажется, настоящим героем может быть лишь дебил. Но всегда есть два пути — убегать или идти навстречу своему страху.
… Если бы атомную бомбу можно было собрать на коленке из старого пистолета, мир давно бы превратился в радиоактивную пустыню.
…Я вдруг почувствовал дрожь. Стадо пьяных мурашек, пробежавших по коже. Словно открыл дверцу шкафа и обнаружил в своём единственном приличном костюме скелет.
Не я первый, чьи способности стали ненужными для общества. Где вы сейчас, виртуозы линотипов; где вы, шорники; где мастера-стеклодувы? Ушли в прошлое, в детские книжки с картинками, в исторические фильмы и строчки энциклопедий.
Я не хочу выходить из виртуальности. Не желаю появляться в человеческом мире. Здесь плохо. Здесь грязно и неуютно.
Легче быть праведником или подлецом, чем человеком.
Любое изменение общества — техническое, социальное или комплексное <...>, никоим образом не меняло индивидуальной морали. Постулировалось всё, что угодно — от презрения к холопам до равенства и братства, от аскетизма до вседозволенности. Но выбор всегда совершался индивидуально.
В камуфляже мы все одинаковы. Бесполы, бесформенны, унифицированы. Куски мяса в военной форме несуществующей армии, добровольные волонтёры придуманной битвы, самоотверженные герои никому не нужных подвигов.
— Вы жестоки, — говорю я.
— Да. Когда мне кажется, что симпатичный молодой человек начинает сходить с ума, я бываю жестока.
— ... Всего пять лет прошло — а сколько забыто?
— Ничего не забыто. Погребено под более новой информацией, но по-прежнему живо.
— Одно и то же, дайвер, суть не меняется.
А тебе никогда не хотелось холодным осенним утром стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячий глинтвейн из пузатого бокала... И вокруг никого...
Мы все — просто крысы, которые бегут по лабиринту. В ходах устроены дверцы-задвижки. И те, кто нас изучает, иногда поднимают их, иногда опускают. А если за следующей дверцей капкан, ты в него все равно угодишь, даже если будешь чувствовать неладное, потому что другого пути нет. Весь выбор — бежать дальше или подохнуть в знак протеста.