— Верочка, я иногда бываю резка, груба...
— Да, это факт.
— Это факт, что скрывать. Характер у меня ужасный.
— Да, отвратительный!
— Я считаю вас самым трудолюбивым...
— Хм! Что вы, что вы!
— Не «Хм», а трудолюбивым работником.
— Что вы, Людмила Прокофьевна, стоит ли так меня баловать?
Я понимаю ваше желание продвинуть по служебной лестнице старого товарища, но хотелось бы, чтоб вы оценивали людей исключительно по их деловым качествам.
— Не обращайте внимания. Он нес такую околесицу.
— Нет, отчего же? Всегда интересно узнать, что думают о тебе подчиненные.
— Сзади подберитесь, спереди в себя живот...
— Как? Или там или там...
— Делайте, что вам говорят! Всё в себя!
— Всё в себя?
— Я отдаю должное вашей изобретательности.
— Какой? Я ничего не изобретал...
— Не скромничайте. Как же? Приударить за мной, чтобы получить должность – разве это не блестящая идея?
Сегодня утром я имела неосторожность расплакаться при вас, и, должно быть, от слабости наговорила лишнего. А вы... вы поверили. А у меня всё отлично и превосходно. Лучше и быть не может.
А мне ведь всего тридцать… Ну, максимум – тридцать два.
— Какой вы внимательный, чуткий, душевный человек...
— Перестаньте, наконец, надо мной издеваться.
— Скажите, пожалуйста! Какая цаца!
Ой, как не хочется... Боже мой, как не хочется... Но надо идти руководить!
— Все ушли, а вы, как болван, остались.
— Я остался, как вы совершенно справедливо заметили, как болван.., потому что вы раскритиковали мой отчет, и справедливо раскритиковали.
— Это делает честь вам, ваша скромность...
— Моя скромность ничто по сравнению с вашей безграничной прозорливостью.
