— Где наша не пропадала.
— Везде ваша пропадала.
Когда я ссорилась с моим другом Сергеем, ведущим танцором в театре и позднее моим мужем, мне хотелось убежать, напиться, найти пенис, любой пенис — желательно, чтобы его владелец был случайный человек, — и заниматься сексом, чтобы ранить Сергея и почувствовать себя лучше. Это всегда срабатывало. Но ненадолго. Очень ненадолго.
Чужое сочувствие — как сладкое жрать. Хочется его все время, а потом жопа растет.
— Вас Кузьмой зовут?
— Кузькой, можно Кузенькой. Я маленький ещё, семь веков всего, восьмой пошёл.
— Семь лет? Как мне?
— Ну, это у вас годами считают, а у нас веками. В каждом веке — сто лет.
— Вы пещерный человек?
— Вот тетёха, недотёпа непонятливая. Я не пещерный, я — домовой!
— Домовой?
— Да. Только теперь я бездомный домовой… Ох, беда-беда, огорчение. Ну негде голову преклонить!
— Не расстраивайся, Кузенька! Живи у нас!
Мне мама говорит, что в мужчинах самое главное – надёжность. Красивыми им быть не обязательно, а умными тем более.
Раз уж ты так «подробно» поведал о своей семье, то я немного расскажу о своих родителях. Они развелись больше двух лет назад. Не надо делать грустную моську, меня это совсем не расстраивает, а даже веселит, когда я вспоминаю, как отец узнал о маминых изменах. Всё началось с того, что в аптеку отца ворвался какой-то грабитель и, угрожая ему пистолетом, отобрал всю дневную выручку. Папа ничего не сказал матери: он же позиционирует себя как мачо, а тут его грабанули. После этого отец ходил пару дней жутко мрачный и задумчивый. На все вопросы матушки, он только коротко огрызался. Маман подумала, что он начал догадываться об ее изменах и занервничала. На третий день случилось это – батя купил револьвер и пришел домой. Матушка увидела его в дверях со стволом в руках и в слезах во всем ему покаялась.
В ресторан зашла юная силиконовая блондинка. Она держала за руку весьма пожилого, но молодящегося мужчину с явными признаками богатства. Он был на целую голову ниже своей эффектной спутницы. Наташа проводила их задумчивым взглядом. Я тоже глянул на них. Моя спутница проследила, куда я смотрю и желчно выдала:
— Ты что пялишься на нее?
— Нет, что ты, я просто люблю смотреть на людей.
Наташа неодобрительно покачала головой, дернула бровью и ехидно заметила:
— Она, конечно, не Белоснежка, но отравленное яблоко я бы ей дала, да и тебе за такие взгляды.
— Ага, — сказал я, — холодно. Пока ехал сюда краем уха услышал по радио, что и влажность сегодня большая.
Наташа, широко улыбнувшись, проговорила, сдерживая смех:
— Самая высокая влажность была в том году, когда «Пятьдесят оттенков серого» стали бестселлером.
— А есть ли у такой замечательной девушки молодой или не очень человек? — спросил я, перейдя в разведку боем.
— Все сложно, — ушла она от ответа. – А как твои амурные дела?
— Мы расстались, — сказал я и добавил: — Очень быстро, практически мгновенно.
— Из-за чего? – проговорила девушка. По ее лицу невозможно было понять, рада она этому или нет.
— Просто она была толстой.
— Ты расстался с девушкой только потому, что она, видите ли, толстая? – с негодованием в голосе произнесла медсестра.
— Скорее это она со мной рассталась, — проговорил я. – Сейчас вкратце расскажу, как это произошло. Я говорил ей, что она толстая, она же себя таковой не считала и продолжала трескать пончики. Нас рассудил веревочный мостик, на котором она провалилась и ухнула в ущелье. Вот так мы и расстались, мне даже ничего не пришлось ей говорить напоследок, а то бы она точно обиделась.
— Ты ведь сейчас шутишь? – неуверенно спросила Наташа.
Я звонко расхохотался. Она подхватила мой смех. Идиллия.
— Нет, все так и было, — сказал я, резко посерьезнев. – Да ладно, шучу, она умерла от СПИДа.
— Нет такого препятствия, которое русский человек не смог бы преодолеть и обматерить, — выдала я на ультразвуке.
На одной из встреч группы психологической поддержки.
Вот Семён Александрович громко протестует против несправедливого и бессовестного исключения! Я вас правильно перевела?
