Я: Ты не любишь зеркала?
ФРАНЦ: Ненавижу.
Вот так, оказывается.
Я: Почему?
ФРАНЦ: Они… очень о времени.
Я: Ты постареть боишься?
Глаза вскинул.
ФРАНЦ: Они очень о том, что так и не сделал.
Я: Зеркала?
ФРАНЦ: Да.
Я: То есть, ты переживаешь, что чего-то не успеваешь? Или не успеешь?
В упор
посмотрел.
ФРАНЦ: Я опасаюсь, что так и не сделаю.
ГЕРБЕРТ: Серьезно. В Штатах просторнее дышится. Это освежит тебе мысли. А даже если и нет, то ночи под звездами на Гранд-Каньоне их хотя бы украсят.
ФРАНЦ: Как ты знаешь?
ГЕРБЕРТ: Что именно?
ФРАНЦ: Ты там никогда не был.
ГЕРБЕРТ: Побываем вместе.
ФРАНЦ: Ты будешь ревновать Оливию.
ГЕРБЕРТ: А ты дашь мне повод?
ФРАНЦ: Могу. Из вредности. Я буду вести себя как в Париже в пятнадцать.
ГЕРБЕРТ: Я переживу.
ФРАНЦ: Ещё деспотичнее.
ГЕРБЕРТ: На здоровье.
ФРАНЦ: И несчастнее.
ГЕРБЕРТ: Это пройдет.
ФРАНЦ: Я люблю тебя.
ГЕРБЕРТ: И с этим мы... Вот это особенно не проблема.
ФРАНЦ: И я не поеду.
ГЕРБЕРТ: Тебе сам Колин говорил, сколько бы дорог ни раскинулось, ты всегда можешь делать лишь то, что можешь делать ты. Не иначе…
— Я опасаюсь, что если голубь решит серануть на нас, то мы не увернется так.
— Это Дима. Дима — у нас интеллигент, он медик.
ФРАНЦ: Спокойной ночи.
ГЕРБЕРТ: Вот! Ловлю на слове! Франц, ради бога, пусть твои ночи будут спокойными.
ФРАНЦ: Я работаю над этим, сэр.
ГЕРБЕРТ: Бум! Неверный ответ. Верный – так точно. Принято.
Жизнерадостные люди внушают мне страх. Я опасаюсь, что она обрушит на меня свое здоровье, свое прекрасное настроение и свое восхищение. Если честно, я боюсь, что она меня... съест.