Рукописи не горят!

Мне кажется, что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон...

Вы порядочно постарели от горя за последние полгода.

— Вы, судя по всему, человек исключительной доброты, высокоморальный человек.
— Я легкомысленный человек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей надежду. Она ждёт, мессир, она верит в мою мощь. Если она останется обманутой — я не буду иметь покоя всю жизнь. Так уж вышло...

Оскорбление обычно является наградой за хорошую работу.

Воланд: — Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете?
Берлиоз: — Именно это я и говорил.
Воланд: — А вы соглашались с вашим собеседником?
Бездомный: — На все сто!
Воланд: — Изумительно!

А я, кстати, никуда и не спешу.

Если это иностранный преступник, надо перво-наперво кричать «караул». А то уйдёт. Давайте вместе. Три-четыре...

— Он его нарочно под трамвай пристроил.
— Толкнул?
— Да такому и толкать не надо.

— А скажите, а вы застрелили этого бывшего барона?
— Натурально. Как же его не застрелить? Его обязательно надо застрелить!

Отрежу руку!

— Ах да, я ведь совсем забыл. Ведь я вам должен?
— Право, прокуратор, вы мне ничего не должны.
— Ну как же нет... При въезде моём в Ершалаим, помните? Толпу нищих? Я ещё хотел швырнуть им деньги, а у меня не было и я взял у вас.
— О, прокуратор, это какая-нибудь безделица.
— И о безделице надлежит помнить!