– Это мило, не правда ли? Только мы вдвоём.
– Точнее втроём.
– Мерлин? Мерлин не считается.
— Ты не впечатлена тем, что я помню про нашу годовщину?
— Но ты не помнил. Это я говорила тебе о ней более месяца назад.
— Да... Но я вспомнил, что она сегодня... Сегодня.
— Вообще-то, я вспомнил.
— Заткнись, Мерлин.
Даже у самого могущественного короля могут быть враги в собственном дворце. Те, кого бы он ни за что не заподозрил бы.
— Кто такой?
— Что за глупый вопрос ты задаешь? Я тот, кто я есть, тот, кем я был и тот, кем всегда буду!
— По-моему, ты тут шалил!
— Ты что, в мои-то годы!
— Хотел что-нибудь спереть? Мои пирожки?
— Твои пирожки? Кто покусится на твои прогорклые пирожки?
— О них говорит весь Камелот, дурак.
— Это правда. Корочка отдает ржавчиной, ну а начинка конским навозом, а пахнут... да, отхожим местом!
— Никто не смеет ругать мои пирожки!
— Ах, прости, поговорим лучше о твоем пудинге: будто это рвота, высушенная на солнце. А тефтели, что о них сказать, если сам король сравнил их с жабьей икрой, вымоченной в слизи!
— Мерлин, это один из двух-трех случаев в моей жизни, когда я действительно рад тебя видеть.
— Я тоже, милорд. Как ты себя чувствуешь?
— Как покойник, но, по крайней мере, еще теплый.
— Представляю.
— Вижу, у нас обоих ночь была еще та...
— Все было не так плохо. Просто бесконечная ночь, крысы, затхлые подушки, дырявое ведро вместо...
— Я сожалею, что с тобой это случилось, правда. Я сразу же объяснил им, что ты просто не мог отравить меня.