Ирландки считали, что в американском доме служить гораздо лучше, нежели в английском, поскольку американцы дружелюбнее к прислуге и не смотрят на нее как на пустое место или предмет мебели. Но вот теперь казалось, что англичане, пожалуй, предпочтительнее, ибо ты знаешь, чего от них ждать. У американцев же грань между хозяином и работником менялась непредсказуемо, причем исключительно по прихоти первого.

По всей вероятности, американец – хороший патриот. И если его спросить, он искренне скажет, что любит свою страну, но при этом выяснится, что он не любит Моргана, не знает и не хочет знать фамилии людей, спроектировавших висячие мосты в Сан-Франциско, не интересуется тем, почему в Америке с каждым годом усиливается засуха, кто и зачем построил Боулдер-дам, почему в Южных штатах линчуют негров и почему он должен есть охлажденное мясо. Он скажет, что любит свою страну. Но ему глубоко безразличны вопросы сельского хозяйства, так как он не сельский хозяин, промышленности, так как он не промышленник, финансов, так как он не финансист, искусства, так как он не артист, и военные вопросы, так как он не военный. Он – трудящийся человек, получает свои тридцать долларов в неделю и плевать хотел на Вашингтон с его законами, на Чикаго с его бандитами и на Нью-Йорк с его Уолл-стритом. От своей страны он просит только одного – оставить его в покое и не мешать ему слушать радио и ходить в кино.

— Ты когда-нибудь был на одном из этих ужинов? Все мужчины учились в Принстоне или Йельском университете, все женщины-в Вассаре или Брауне. У всех них есть дети одного возраста, которые ходят в одни и те же школы. Мужчины работают в банке в центре города, женщины ходят по магазинам в Barney's. У всех них есть летний домик в Хэмптоне и один на зиму в Палм-Бич. Если ты окажешься за одним из этих столов, единственный разумный вариант-это цианид. Когда я был моложе, я мог хотя бы попытаться трахнуть одну из тех маленьких блондинок-жен в туалете. Но теперь у меня остался только цианид. Хорошо, что меня больше не приглашают на эти ужины.

— Что ты хочешь с этим поделать, старина, сдержанное обаяние буржуазии. Везде одно и то же.