Люди мнимо благородные скрывают свои недостатки и от других и от себя, а люди истинно благородные прекрасно их сознают и открыто о них заявляют.
О своей мести убийце родителей.
Благородный человек выше обид, несправедливости, горя, насмешек; он был бы неуязвим, будь он чужд состраданию.
Чтобы идти в этом мире верным путём, надо жертвовать собой до конца. Назначение человека состоит не только в том, чтобы быть счастливым, он приходит в мир не за тем только, чтобы быть честным, — он должен открыть для человечества что-то великое, утвердить благородство и преодолеть пошлость, среди которой влачит свою жизнь большинство людей.
Истинного самурая отличает снисходительность. Или, если сказать иначе, милосердие.
В чем преимущество благородных семей — даже если тебя захотят послать куда подальше, то сделают это максимально культурно.
Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.
Из эпиграммы на Воронцова, 1825
Мы все будем братьями, и мы будем бороться за тех, кому нужна помощь. Мы будем добры к слабым, но беспощадны к злым.
Девиз рыцарей Круглого стола.
Кто сердцем добр, тот и в бедной одежде благороден.
Благородные образцы жизни ищут других миров.
Цивилизация абсолютно не нуждается в благородстве или героизме. Благородство, героизм — это симптомы политической неумелости.
А ещё...
— Эльфы — народ прекрасный и дивный, и обладают они властью над сердцами людей. И однако ж думается мне порой, что лучше оно было бы, кабы нам с ними никогда не встречаться, а жить своей собственной немудрёной жизнью. Ибо древний народ сей владеет многовековой мудростью; горды они и стойки. В их свете меркнем мы — или сгораем слишком быстро, и бремя участи нашей тяжелее давит на плечи.
— Отец мой любит их великой любовью, — возразил Турин, — и не знает он радости вдали от них. Он говорит, мы научились у эльфов едва ли не всему, что знаем, и сделались выше и благороднее; а ещё он говорит, что люди, недавно пришедшие из-за гор, ничем не лучше орков.
— То правда, — отвечал Садор, — по крайней мере о некоторых из нас. Но подниматься вверх мучительно, а с высоты слишком легко сорваться в бездну.