— Уж больно вы уродливы для фей. — сказала она.
— Айе, ну обычно вам падались феи всяких гарненьких цветиков, вишь ли, — ответил Роб Всякограб, выдумывая на ходу. — А мы феи крапивы, полыни и чертополоха, ясно? Оно было бы нечестно, если бы только у красивых цветиков были бы феи, верно?

Пока она соображала, что ответить, Андреа взял её ладонь и вложил в неё цветок. Это напомнило ей, как поэт Марио Ваццо вложил в ладонь её матери Пины Веллы хрупкий цветок. В детстве она не поняла смысла этого жеста. Теперь же поняла.

Пока ромашка вымывала токсины, я размышлял о судьбе. «Вот цветы, — думал я, любуясь значительностью своих мыслей. — Ромашки. Они могли бы расти в поле, на них могли бы гадать „любит, не любит“, а что с ними вместо этого стало? Вот она, судьба, про которую так часто говорит бабушка. А какая судьба может постичь меня?»