Ноль градусов в мегаполисе — это слишком мало, чтобы замерзнуть, и слишком много, чтобы оттаять.
Питер… особый воздух, атмосфера и настроение. Это город, прячущий в закоулках двустворчатые окошечки, расположенные у самой земли, старинные обветшалые здания и ветхие особнячки. Здесь можно встретить «Булочные», от которых веет ароматом свежевыпеченного хлеба, и трактир с прекрасной русской кухней и музыкой. Прогулка по Питеру – все равно что прочтение дневника жизни. Северный порыв ветра сдувает с тротуара снежную «простынь», а заодно проникает в душу, заигрывая с чувствами и воспоминаниями. В Москве все дни как нити большого клубка, который катится без остановки. В Питере время более уважительно относится к жителям и туристам. Это особо хорошо заметно на лицах людей. Они эмоциональные, спокойные, задумчивые, веселые, печальные… В них нет напряжения и безоглядности на мир...
В Петербурге больше всего люблю застройку конца XIX – начала XX века. Строили за деньги, но для души. В том числе и доходные дома.
В маленьких городах есть что-то особенное… Какой-то свой, неповторимый уют.
Шататься по улицам без цели и смысла — это своего рода шаманизм. Медитация заброшенных гаражей, битых кирпичей и окон. Это тоже поэзия, эстетика внешней жизни, лишенной привкуса дома. Это свобода любых мыслей от тебя самого, потерявшегося где-то между разрисованной граффити стеной и беззубой ямой подъезда с выбитыми лампочками. Это та форма одиночества, от которой сладко и больно, но почему-то беспечально. Это полиритмия внутренней музыки.
Выживая, побеждая в большом городе, она заражается вирусом равнодушия, сама того не замечая. Сложно сохранить теплоту в себе там, где быть холодным легче… и удобнее.
Мне нравятся городские сумасшедшие. Они вдохновляют меня гораздо больше, чем модели из журналов.
Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик.
Всё моё поколение — одиночки, мы глухи друг к другу, словно птица нырок; занятые своим делом, ничего не слышим вокруг; укрывшись в спокойных браках, грезим о той единственной, присужденные к одинокой тарелке и обеду в безмолвии; мы видели города, а не людей в них.
— Здесь не джунгли!
— Бетонные джунгли. И те же нравы.
У всякого мужчины, очевидно, случается хотя бы раз такое: он приезжает в город, знакомится с девушкой. И все: сам город лишь тень этой девушки. Неважно, долго ли, коротко ли знакомство, важно то, что все, связанное с городом, связано на самом деле с этой девушкой.
А ещё...
Зима наносит удар в сердце всякой жизни, одушевлённой и неодушевлённой. Если бы не искусственные огни веселья, если бы не суета, создаваемая жаждой жизни, и бешеная погоня за барышами торговцев развлечениями, если бы не роскошные витрины, которые торговцы устраивают и внутри и снаружи своих магазинов, если бы не яркие разноцветные рекламы, которыми изобилуют наши улицы, если бы не толпы снующих во всех направлениях пешеходов, — мы быстро почувствовали бы, как тяжко ледяная рука зимы ложится нам на сердце и как гнетущи те долгие дни, когда солнце на даёт нам достаточно тепла и света. Мы сами не сознаём, до какой степени зависим от всех этих явлений. В сущности, мы те же насекомые, вызванные к жизни теплом и гибнущие от него.