В конце концов, все по-настоящему грандиозные затеи в начале казались сумасшествием.
— Навязчивые идеи я распознаю. Из них ничего не выходит.
— Разве из ваших ничего не вышло?
— Поначалу да… но я слишком долго с ними ношусь. Я их раб… и однажды мои идеи уничтожат меня.
Всякий человек, начинающий новое дело, непременно столкнется с тремя видами врагов. Первые думают, что вам следует заняться чем-нибудь прямо противоположным. Вторые сами хотят устроить что-то в том же роде и считают вас вором, укравшим их идею. Они ждут не дождутся вашего падения, чтобы постараться повторить ваши действия. И, наконец, третьи – это огромная масса людей, которые сами не делают ничего, а потому враждебно относятся ко всякому нововведению и к любой оригинальной идее.
Две паршивые идеи. К сожалению, они пока самые лучшие.
Можно сопротивляться вторжению армий, но вторжению идей сопротивляться невозможно.
Как правило, идеи возникают хаотично, подобным же образом их и выполняют и забывают.
Я не сумасшедший, просто у меня есть идея!
Во всякой гениальной или новой человеческой мысли, или просто даже во всякой серьезной человеческой мысли, зарождающейся в чьей-нибудь голове, всегда остается нечто такое, чего никак нельзя передать другим людям, хотя бы вы исписали целые томы и растолковывали вашу мысль тридцать пять лет; всегда останется нечто, что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останется при вас навеки.
С тем вы и умрете, не передав никому, может быть, самого-то главного из вашей идеи.
Нам, великим, не пристало мыслить мелко.
Почему лучшие идеи осеняют меня, когда я моюсь в душе?
Обидно, что с годами мы глупеем и забываем свои гениальные идеи.
А ещё...
Что толку в клятвах? Не они связывают людей. Если вы чувствуете, что вами овладела идея, — это все. А иначе вас ничто не свяжет.