Рано или поздно все истории приходят к концу, и ничего к ним не добавить.
Когда рассказываешь одну и ту же историю множество раз, она делается все больше похожей на правду.
Некоторые истории обрываются на середине. Они никуда не уходят, а не завершив предыдущую главу, мы не можем перейти к следующей.
Человек навыдумывает себе бог весть каких историй и носится с ними полжизни; не важно, что все это россказни и небылицы, главное – «мое», и точка. Мало того, он еще и гордится этим. Он даже счастлив. Так может продолжаться до бесконечности. Но вот в один прекрасный день что-то ломается в этой громадной машине грез – бац, – разрывается ни с того ни с сего; человек и в толк не возьмет, как это вдруг вся эта небывальщина уже не в нем, а перед ним, словно бред постороннего, только этот посторонний и есть он сам.
— Все-таки, — говорит он, — ужасная у меня манера — рассказывать с самого начала, по порядку.
Истории изнашиваются, если их часто рассказывать.
Наши истории — вот то, что мы таскаем за собою в наших странствиях через океаны и границы, через жизнь. Небольшой запас забавных случаев, всех этих «а потом случилось вот что», наших личных «жили-были когда-то». Мы — это наши истории, а когда мы уходим, то, если повезет, наши истории обеспечат нам жизнь вечную.