Героизм по команде, бессмысленная жестокость и омерзительная бессмысленность, называющаяся патриотизмом — как сильно я ненавижу все это, какой низкой и подлой является война.
— А чего же тогда ты здесь делаешь? Как вы говорите «в этой стране»?
— Я здесь живу… И хочу, чтобы в этой стране всё было как-то нормально.
Патриотизм и консерватизм, как правило, неразделимы.
Есть сферы, где патриотизм неуместен и не вызывает ничего, кроме омерзения.
Автор - об ответных санкциях российской стороны, от которых страдают больные, лишающиеся эффективных лекарств.
Патриот любит свой народ, а националист ненавидит все остальные.
— Что ты припёрся сюда?!
— Так, людей посмотреть.
— Посмотреть. Я вашего брата хорошо знаю, давно езжу. Сначала у знакомых, потом посуду мыть или грузчиком в магазине, квартирку снимешь и приехали. А там куда кривая американской мечты выведет.
— Зря вы так, я Родину люблю.
— А, патриот! Русская идея! Достоевский! Держава!
Тут есть ещё такой момент. Патриот — не патриот. Николай Васильевич Гоголь провёл существенную часть жизни в Риме и был патриотом. Лучший путеводитель по Риму написан Гоголем. Я не буду говорить о выдающихся деятелях культуры, чтобы не подумали, будто я сошел с ума и сравниваю себя с ними. Патриотизм — это ведь не подписка о невыезде и не тупое чувство, когда ты говоришь: «Всё наше — лучшее». Это когда у тебя есть осознанное понимание, и ты можешь сравнить. И выбираешь всё равно Россию.
Владимир Соловьев дал интервью Борису Корчевникову в программе «Судьба человека» 2 октября 2017 года.
Я встречал разных людей. Кто-то мешал, но тех, кто поддерживал, давал шанс, было больше. Не потому что хотели что-то получить в ответ, а потому что видели молодого парня, желающего достичь чего-то в жизни, стремящегося к чему-то большому. Я уже тогда думал, что хочу сам тоже отдавать, когда у меня будет такая возможность. Это стало одной из целей моей жизни. Это счастье и радость, когда есть возможность вложить средства и время в толковых ребят. Нередко ведь встаёт вопрос: а есть ли в кого вкладывать? И, слава Богу, мне в этом повезло — есть в кого.
При всем моем отрицательном отношении к патриотизму как таковому, патриотизм и даже русский патриотизм не предполагает ни ношение лаптей, ни наличие вшей, ни православности. Как раз дикое русофобство, дикая ненависть к этой стране требует вернуть мировоззрение и поведение этой страны в XIV или XV век.
Если моё тело умирает, пусть моё тело умирает, но не позволяйте моей стране умирать.
Патриотизм сегодня – это безопасное и модное хобби, в России, по крайней мере. Когда это было опасно и не модно, я что-то не помню ни одного из этих сегодняшних патриотов, не помню ни в окопах Приднестровья, не помню ни одного из них в осажденном Белом доме в 1993 году, не помню ни одного из них в 1991 в дни ГКЧП. Вообще не помню.
Удивительно, как часто я думаю — и полагаю, с любовью — о Лондоне: о прогулках к Тауэру; это моя Англия; я хочу сказать, если бомба разрушит одну из тамошних маленьких улочек с медными карнизами, пахнущих рекой и с обязательной читающей старухой, я буду чувствовать — ну, что чувствуют патриоты.
Патриотизм – это выполнение своего долга на высшем уровне.
Почти все русские крепкие государственники — это раскаявшиеся вольнодумцы, а почти все русские революционеры — это раскаявшиеся патриоты из серии «Попробовали — убедились».
Из лекции «Анна Каренина» как политический роман»
- 1
- 2