Он такой нежный... и как же я его люблю. Дрожащей ладонью я касаюсь его руки и закусываю губу от удовольствия. Совсем невесомое касание, от которого так сильно кружится голова и искрится в груди. Я делаю над собой усилие и подаюсь вперед, обвивая его шею руками. Том обнимает меня в ответ и касается обнаженной мокрой спины пальцами. Они такие шершавые и грубые. Вот-вот оцарапают мою тонкую кожу.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.
Моя первая любовь случилась в пионерском лагере. Это была вожатая, и она была на 15 лет меня старше. Я сходил с ума, носил ей цветы, рыдал, а все надо мной смеялись. Но надо отдать ей должное: она очень деликатно и чутко отнеслась к моей страсти. Даже когда я попросил ее прийти к нам домой, чтобы познакомиться с родителями, она согласилась. Я пошел ее встречать с гвоздиками и в папиной дубленке. Мы очень трогательно тогда посидели, а потом она уехала в Москву, и все закончилось тем, что мы написали друг другу несколько писем. Это было в те времена, когда почта еще нормально работала.
Я была твоим лекарством, ты – моей болезнью. Я спасала тебя, ты – убивал меня.
Ты помнишь свою первую любовь? Это ресурс, счастье, акварель, воздух, который всегда с тобой. Но из него не сплетешь авоську для картошки. Последняя любовь – то же самое. Ее помнить даже легче, потому что человек уже зрелый, понимает, что к чему, и умеет не разбрасываться ценностями… Но и ее – как бабочку, как облако – нельзя привязать к себе и оставить неизменной до гробовой доски…
— ... Не забывай, Джереми, я понимаю твои чувства. Однажды я сидел в той же лодке.
— Какой лодке?
— Наверное, мне следует назвать это кораблекрушением... Я имею ввиду, когда любишь женщину и теряешь ее.
— История повторяется... Но ты нашел...
— Кого-то получше, знаю. Но в то время это было сложно представить.
На следующий день я не хотела появляться в школе вообще, ведь была назначена контрольная по математике. Можно было не идти на «битву Экстрасенсов», ведь гаргулья поставит два. Я бежала в класс, так как часы показывали 8:10. Жила я от школы недалеко, но это мне не мешало систематически опаздывать. Видок у меня был, конечно же, потрепанный: прическа а-ля «с сеновала» или будто меня шандарахнуло током, мятая рубашка (ведь нужно быть в черно-белом, ага), мятые штаны. Спотыкаясь об каждую ступеньку, я бежала в класс, будто там находится любовь всей моей жизни.
Я резко открыла дверь и врезалась в Макса, чуть не сбив его с ног. Лицо у меня было красное, дышала я так часто, словно бежала марафон.
— А, ээээ, эгэ – вырвалось из моих уст, словно я житель местного племени неандертальцев.
— Я с тобой полностью согласен – сказал Макс и ехидно улыбнулся.
Моему удивлению не было предела: класс оказался пустой.
— А где все? «Тут были люди?» — прокричала я сонным голосом, явно не осознавая, что я несу.
— Ну когда-то были, человечество возникло веками ранее — засмеялся Макс, надев свою серую куртку
— Остроумно – крикнула я вслед перед тем, как он закрыл дверь.
«Эпхеахахх!»-вылетело из моего набитого рта, я ощутила, как ягоды из пирожка застряли поперёк моего горла. Настя начала бить меня по спине. «Дыши-дыши!»-прокричала она. Я превратилась в сливу. Такую же сочную, садовую, лиловую. Из глаз текли слёзы и все было в тумане, хотя я и смотрела вперёд. Через секунду все растуманилось и оказалось, что я смотрю в упор на Макса, который как ошарашенный не отводил от меня глаз.
«Да как вы достали! Влюблённые»-прошептала с агрессией я и ринулась к выходу.
Он так был убежден, что эта утрата — единственная, первая и последняя, какая ему суждена в жизни, что избегал всякого утешения, говорившего ему о временности этих страданий.
Когда нас впервые пронзает стрела купидона, все мы склонны идеализировать своего избранника или избранницу. Мы бываем слепы к их недостаткам и глухи ко всем грозным знакам, которые нам посылает судьба.
Он отправлял мне «Я люблю тебя» на всех языках мира. А я отвечала «Ясно» – на языке отечества.
На песчаном холме
Я долго лежал
Ничком,
Вспоминая далекую боль
Первой моей любви.
Помни, что надо меня забыть
И что земной шар от этого не остановится.
Сначала будет больно,
Потом ты научишься с этим жить,
Потом и вовсе понять не сможешь,
как стала моей поклонницей.
Я тоже тебя забуду. Не буду тебе писать.
И позвонить порываться больше не буду.
Но напоследок позволь мне тебе сказать:
«Ты в моей жизни – самое первое чудо».
Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно — ощущать себя парящей над облаками просто потому что он сидит рядом.
Пояснение к цитате:
Ксения Ладунка «Три секунды до».
А ещё...
Как рассказать про смуглые ноги, про гладкий живот, твердые маленькие груди, крепко обнимавшие руки, быстрый, ищущий язык, затуманенные глаза, свежий вкус рта, потом болезненное, сладостное, чудесное, теснящее, острое, полное, последнее, не кончающееся, нескончаемое, бесконечное, — и вдруг кончилось, сорвалась большая птица, похожая на филина в сумерки, только в лесу был дневной свет и пихтовые иглы кололи живот.