В тебе есть свет. Он прекрасен. И я не смогу вынести, если потушу его.
Сострадание — хорошо. Но есть два рода сострадания. Одно — малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание — истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением, — лишь тогда ты сумеешь действительно помочь людям. Только тогда, когда принесешь в жертву самого себя, только тогда.
Жизнь шиноби — это постоянное самопожертвование. Отказываясь от солнечного света, мы уходим во мрак. Так было прежде и именно так должно быть.
Добрыми намерениями вымощена дорога в ад.
Пояснение к цитате:
Данзо говорит к Саске.
Высокие чувства, благородные порывы, бесшабашная смелость, отчаянная жертвенность — это всё прекрасно. Но должна быть причина. Настоящая. Иначе все твои светлые устремления — не больше чем глупость.
— Существуют всякие разновидности мужества, в частности, чтобы в первую очередь заботиться о других. Он не сражался на шпагах и не стрелял из пистолета, но он принес семье в жертву многие мечты. Он отложил их на потом.
— А куда он их отложил?
— В далекий ящик. Иногда, на сон грядущий, мы достаем их полюбоваться, но закрыть ящик становится все труднее. Он делает это. Он мужественный человек.
Разве объяснишь, почему люди, не умеющие плавать, бросаются с моста за утопающим?
Лишь те, кто сражаются во имя других, обладают внутренней силой, чтобы преодолеть все невзгоды этого мира.
А ещё...
Для того чтобы человек созрел для самопожертвования, он должен быть лишен своей индивидуальности и своих особенностей. Он должен перестать быть Джорджем, Иваном или Тадао, перестать быть человеческим атомом, существование которого ограничено его рождением и смертью. Наиболее прямой путь для этого — растворение личности в коллективном целом. Полностью ассимилированная личность ни себя ни других не считает за отдельных самостоятельных людей. Когда такого человека спрашивают: кто он такой? — тот автоматически отвечает, что он немец, русский, японец, христианин, мусульманин, член такого-то племени и семьи. У такого человека нет целей, ценностей и судьбы вне коллектива; и пока коллектив этот живет, живет и человек.