Евгения Бильченко. Поэт и слово

Через насыщеное подтекстом Слово поэт выходит на уровень совести, духовности в ее противостоянии социальности и свободного творчества, он ощущает свою отдельность и одновременно общность с мировым целым.

Слово — это выражение универсальных смыслов культуры, сквозь которые просвечивается Самость Автора. Поэтому Слово Поэта всегда имеет одновременно индивидуальный и коллективный характер: оно личностно независимо и предопределено историей.

Подлинная поэзия, рожденная из плоти и крови, пахнет не розовыми духами.

Мне кажется, что первое, что отличает поэта от графомана — это отсутствие разрыва между словом и жизнью, как бы не банально это звучало. Поэт пишет то, чем живет и живет тем, что пишет. Поэзия рождается из мусорной ямы эмпирики, из реальных кровных переживаний и страстей.

Хоть кол мне на голове тешите, но не бывает упакованных во фраки и джипы благополучных поэтов до кончиков лакированных ногтей. Видимо, недаром юродивых издревле почитали на Руси: если верить Юнгу, это архетипическая фигура, а архетип, как известно, несет истину бытия.

Влюбленность в собственное творчество, маниакальная потебность его осуществлять у поэта сочетается с совестливостью, крепким здравым смыслом, с той адекватной долей скептицизма, которая заставляет поэта судить себя строже всех критиков на свете.

Истинная поэзия невозможна без техники. Но техника, будучи необходимым атрибутом, не является достаточным признаком поэзии. Она — орудие, лопата, инструмент, призванный подчиниться главному началу в поэзии — копанию ямы души. Без души поэзия мертвеет гораздо больше, чем без техники.

Прошлое, которое включает в себя сосоявшееся настоящее, и осуществляющееся из этого настоящего будущее, которое фокусирует в призмах своих многочисленных проекций все временные срезы, проистекающие друг из друга, это прошлое есть тот фонд, в котором рождается всякий текст.

Поэт — носитель слова в культуре. Слово по-гречески звучит как Logos. Это понятие не имеет адекватного перевода ни на один из славянских языков. Синонимом к нему служит другое понятие, отчасти раскрывающее сущность первого. Речь идет о понятии Sorhia — Мудрость. Действительно, Логос и Мудрость есть одно. Оно обозначает нечто среднее между собственно словом (сочетанием морфем и фонем) и порождающей его мыслью, а точнее: мысль, оформившаяся в слово, и слово, наполненное мыслью.

Евангелие от Иоанна начинается со слов: «Вначале было Слово», и в оригинале там звучит именно понятие Логоса. Вначале был Логос, то есть Мысль и Слово. Слово и мысль в их неразрывно-неслиянном единстве.

Одиссей — это поэт по сути, но не по слогу, — испытывал самодостаточное наслаждение от самого путешествия, потому что желанное возвращение в Итаку всегда разочаровывает. Родина, куда возвращаешься, — духовный приют, пристанище, исходная точка когда-то начатого пути, — есть не что иное, как иллюзия давно утраченного прошлого.

Подтекст — неотъемлемый атрибут истинного художественного произведения. Эрнест Хэмингуэй определил его как принцип айсберга, пять шестых которого находится под водой. Именно в подтексте содержится весь мировой опыт духовной культуры.

Человек обретает себя только через Другого, лишь в единстве индивидуального и коллективного, Автор и Читателя, самости и инаковости осуществляется творчество. И посредником между этими двумя диалектическими составляющими является Слово.