Истинная поэзия невозможна без техники. Но техника, будучи необходимым атрибутом, не является достаточным признаком поэзии. Она — орудие, лопата, инструмент, призванный подчиниться главному началу в поэзии — копанию ямы души. Без души поэзия мертвеет гораздо больше, чем без техники.
Влюбленность в собственное творчество, маниакальная потебность его осуществлять у поэта сочетается с совестливостью, крепким здравым смыслом, с той адекватной долей скептицизма, которая заставляет поэта судить себя строже всех критиков на свете.
Хоть кол мне на голове тешите, но не бывает упакованных во фраки и джипы благополучных поэтов до кончиков лакированных ногтей. Видимо, недаром юродивых издревле почитали на Руси: если верить Юнгу, это архетипическая фигура, а архетип, как известно, несет истину бытия.
Мне кажется, что первое, что отличает поэта от графомана — это отсутствие разрыва между словом и жизнью, как бы не банально это звучало. Поэт пишет то, чем живет и живет тем, что пишет. Поэзия рождается из мусорной ямы эмпирики, из реальных кровных переживаний и страстей.
Подлинная поэзия, рожденная из плоти и крови, пахнет не розовыми духами.
Слово — это выражение универсальных смыслов культуры, сквозь которые просвечивается Самость Автора. Поэтому Слово Поэта всегда имеет одновременно индивидуальный и коллективный характер: оно личностно независимо и предопределено историей.
Человек обретает себя только через Другого, лишь в единстве индивидуального и коллективного, Автор и Читателя, самости и инаковости осуществляется творчество. И посредником между этими двумя диалектическими составляющими является Слово.
Подтекст — неотъемлемый атрибут истинного художественного произведения. Эрнест Хэмингуэй определил его как принцип айсберга, пять шестых которого находится под водой. Именно в подтексте содержится весь мировой опыт духовной культуры.
Жившие ранее или позднее, творящие гекзаметром или верлибром, пишущие о машинах или цветках лотоса, — одинаково ценны для истории поэтического творчества. Они и историей-то не являются, поскольку, будучи насущно живыми, составляют хоровод одновременного полифонического танца-диалога.
Одиссей — это поэт по сути, но не по слогу, — испытывал самодостаточное наслаждение от самого путешествия, потому что желанное возвращение в Итаку всегда разочаровывает. Родина, куда возвращаешься, — духовный приют, пристанище, исходная точка когда-то начатого пути, — есть не что иное, как иллюзия давно утраченного прошлого.
- 1
- 2