Фредрик Бакман. Вторая жизнь Уве

Мне муниципалитет выписал штраф. А не ты. Стало быть, виновата не ты, а эти козлы из муниципалитета.

Непрощённый гость, очевидно, думает, что единственным объяснением того, почему его не впускают, является предположение, что хозяева не слышат звонка.

Бабы – разве они понимают, что значит дело принципа?!

Ответ бывает либо правильный, либо нет. А не как по прочим предметам, которыми школьникам голову морочат, поди, мол, обоснуй свою точку зрения. Точно правильность зависит от того, кто больше скажет заумных слов.

Они скрываются за углом, исчезают как тени, боящиеся полуденного солнца. Как положено злодеям в конце всякой сказки.

Подчас трудно объяснить, отчего некоторые вдруг поступают так, как поступают. Бывает, конечно, они знают: рано или поздно все равно придется это сделать – так чего ж откладывать? А бывает
наоборот – вдруг понимают, что должны были поступить так давным-давно. Уве, хотя всю дорогу знал, как ему поступать, в душе, как и все люди, верил, что все еще успеется. Ведь мы всегда
надеемся, что еще успеем что-то сделать для другого. Сказать ему нужные слова. А потом, когда все уже произошло, стоим и думаем:
«Вот если бы».

Как сказала однажды Соня, чтобы понять таких мужиков Уве и Руне, прежде всего необходимо понять, что они родились не в свое время. Такие немногого просят от жизни – лишь самых простых вещей, считала Соня. Чтоб крыша над головой, да тихая улочка, да машина одной-единственной марки, да жена-лапушка, одна-единственная на всю жизнь. Чтоб работать с пользой. Чтоб дом был, а в доме что-нибудь регулярно ломалось и откручивалось – а ты
б ходил с отверткой и прикручивал.

И вот наступил понедельник, но Сони уже не было.
Уве и сам точно не знал, отчего превратился в сурового молчуна. Оттого ли, что стал больше беседовать сам с собой. Или же мало-помалу выживал из ума. Сам нет-нет и задумывался об этом. Выходило так, что не подпускает он к себе людей из страха, как бы память о дорогом ее голосе не потонула в гомоне их сварливых голосов.

Для многих из нас жизнь с нелюдимом – тяжкий крест. Кто сам не любит одиночества, того и чужое коробит.

«Можно тратить время на то, чтобы умирать, а можно – на то, чтобы жить. Уве, надо идти вперед!»
И они пошли.

И про ребеночка, которому не суждено появиться на свет. И она завыла. Первобытным, безутешным воем – он стенал и метался в обеих душах, раздирая их в клочья, час за часом, и не было числа этим часам. Время и горе сплавились в одну беспросветную тьму без края. Уве уже тогда знал, что сам никогда не простит себе, что не остался сидеть на месте, не уберег их. Знал, что эта боль будет жечь его вечно.

Уве, блажен не тот, кто принимает подаяние. Блажен, кто подает.

Знай его отец, сколько еще таких же мучительных минут проведет его сын в ожидании этой девушки, глаза его вылезли бы из орбит, и он навсегда остался бы лупоглазым. Но сын тогда и сам этого еще не знал.

Уве, впрочем, безнадежным себя не считал. Просто, по его мнению, вещи любят место и порядок. Нельзя идти по жизни, вот так вот влегкую разбрасываясь и размениваясь ими. Будто постоянство нынче ничего не стоит. Нынче люди меняют старое на новое до того быстро, что умение делать что-то долговечное стало ненужным. Качество – кому оно теперь надобно?

Говорят, в момент падения мозг соображает быстрее. Словно от внезапного прилива двигательной энергии ум, хочешь не хочешь, начинает работать с такой лихорадочной скоростью, что мир вокруг нас замедляется.

Она верила в судьбу. Какими бы путями ты ни шел, все они в конце концов «приведут тебя к твоему предназначению».