Уильям Шекспир. Буря

Торжественная музыка врачует
Рассудок, отуманенный безумьем.

Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, словно дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь — о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.

Стрелой Юпитера я расщепил сей гордый дух,
Обрушил скалы,
С корнями сосны вырвал я и кедры,
По моему велению могилы послушно возвратили мертвецов.
Все это я свершил своим искусством.

Смотрите, он заводит часы своего остроумия; сейчас они начнут бить.

И брат родной порой врагом бывает вероломным.

Они
Друг другом очарованы. Но должно
Препятствия создать для их любви,
Чтоб легкостью её не обесценить.

Мне был бы ненавистен этот труд,
Когда бы не она. Она способна
Смерть сделать жизнью. Муку — наслажденьем.

Он грань хотел стереть меж тем, чем был
И чем казался.

Гонзало:
Не правда ли, ваше величество, мой камзол выглядит как с иголочки?

Антонио:
Вернее, с рыболовного крючка.

— Да, может быть, ты прав... Но совесть?
— Совесть?
А что это? Мозоль? Так я хромал бы.
Нет, я такому богу не молюсь.
Когда бы между мною и Миланом
Не совесть — двадцать совестей легло,
Как ледники или озера лавы,
Я все равно бы их перешагнул.

Вы чудная, чудесней всех на свете!
Случалось с восхищеньем мне смотреть
На многих женщин, часто я бывал
Журчанием их речи околдован,
Иные мне по сердцу приходились -
И всё же ни одной я не встречал,
В которой бы не видел недостатков,
Пятнающих достоинства её.
Но в вас изъянов нет, вы — совершенство,
Созданье выше всех земных существ.

Мне так же, как и вам, приличен труд.
Но мне он легче: я по доброй воле
Трудиться буду, вы ж — по принужденью.

Я скован, как во сне.
Но всё — и это странное бессилье,
И смерть отца, и гибель всех друзей,
И плен, которым враг мне угрожает, -
Легко я снёс бы, если б только знал,
Что из моей тюрьмы хотя бы мельком
Увидеть эту девушку смогу.
Пусть на земле везде царит свобода,
А мне привольно и в такой тюрьме!

Нет, поручусь, — он виселицей кончит,
Хотя бы все моря и океаны
Уговорились потопить его!