— Послушай того, у кого тоже были дерьмовые родители. Семья — отстой, и ты правильно сделала, что уехала.
— Самое глупое, что даже сейчас я просто хочу, чтобы они гордились мной. Разве это не тупо?
— Тупо.
— Нет же!
— Да, тупо! Ты хочешь, чтобы ОНИ тобой гордились.
— Я просто надеялась достичь прегнантности.
— Прегнантность придумана Спилбергом, чтобы продавать билеты в кино! Это как любовь всей жизни и мюнхенская олимпиада — их просто не существует! Просто. Живи. Дальше!
— Но всякий раз, как я сюда приезжаю...
— Так не приезжай сюда! Мне тем и нравится Лос-Анджелес — всем насрать, кто ты и откуда. Волшебный город, где можно беспокоиться о глупых вещах вроде своего бассейна, и какие орехи положить в салат.
— Люблю салат.
— Вот и отлично! Думаешь, почему ещё люди туда едут?
Я все помню, я ведь теперь трезвый.
— Эй, видишь этих людей?
— Да...
— Эти др*чилы теперь твои самые лучшие друзья на свете, без них ты ничто. Запомни.
— Снимаем сцену со слов «сладкуля»!
— Твоя семья никогда тебя не поймёт. Любовники кинут, или попытаются изменить тебе, но фанаты — будь к ним добра, и они будут добры к тебе.
— Снимаем, камера готова.
— Самое главное — давать людям то, что они хотят. Даже если это убьёт тебя, даже если это опустошает так, что опустошать уже нечего. Что бы ни случилось, как бы ни было больно, не прекращай танцевать, не прекращай улыбаться. И дай этим людям то, что они хотят.
— Я сама виновата. Сама. Зачем я это с собой делаю?
— Я не знаю. Может если ты хорош в тушении пожаров, то бегаешь от пожара к пожару не задумываясь?
— Эй, Таниша?
— БоДжек? Я думала над твоими словами.
— Прекрати это делать. Не стоит вообще думать над моими словами.
— Я люблю Карен, но дополняет ли она меня?
— Таниша, никто никого не дополняет — так не бывает! Если повезёт — найдёшь того, кого сможешь терпеть, вцепишься в него и ни за что не отпустишь!
— Так что, мне просто смириться?
— Да, именно, просто смирись! Иначе ты постареешь, потолстеешь, и тебе станет ещё более одиноко. И ты будешь делать всё возможное, чтобы заполнить эту дыру друзьями, карьерой, бессмысленным сексом... Но это тебе не поможет. И однажды ты оглянешься вокруг и поймёшь, что все тебя обожают, но никто тебя не любит. И ты чувствуешь себя самым одиноким в мире.
— После «Шоу Коня БоДжека» я надолго впал в депрессию. Написал кучу хитовых фильмов, заработал тонну денег, но счастья это мне не принесло. Когда мне вручили Оскар, я стоял на сцене, смотрел на него и думал «и это счастливейший день в моей жизни?» Я чувствовал как никогда несчастным.
— Потому что был трезв?
— Потому что Оскар ничего не значит. Всё бессмысленно. Я всю жизнь помогал другим. Сделал свой дом ночлежкой для бросающих наркоманов. У меня была система реабилитации, я многим помог, но они всё равно ещё больше сторчались, и от этого у меня пусто на душе.
— Все за тебя очень беспокоились. Нельзя вот так исчезать! Ты многим сделал больно.
— Иногда нужно брать ответственность за своё счастье.
— Разве это не эгоистично?
— Не знаю, что тебе сказать. Впервые в жизни я счастлив, и я не буду этого стыдиться. Нужно много времени, чтобы понять, какой ты несчастный и ещё больше, чтобы понять, что ты не обязан таким быть. Только бросив всё, можно начать поиски пути к счастью.
— До отъезда ты всегда говорила, что Эл-Эй* это асфальтовая топь.
— О, Боже! Я столько фигни говорила в юности, думала это так умно.
— Сейчас ты больше так не считаешь?
— Считаю ли я Эл-Эй асфальтовой топью? Нет. Нет, ты сам асфальтовая топь.
— Я?
— Ну не ты сам. Просто говорю, типа неважно где ты, важно кто ты. И ни Калифорния, ни Мэн, ни Нью-Мексико этого не изменят. Понимаешь? Нельзя сбежать от себя самого.
— Привет, БоДжек.
— Рад тебя видеть, Чарли. Прости, что опоздал. Пробки.
— Ничего страшного.
— Встал на парковке для калек — ничего страшного?
— Ты припарковался....
— Пардон. Для инвалидов. Такой термин лучше?
— Может переставишь машину?
— Не, мне не стоит садиться за руль. Просто сейчас я в хламину.
— Хочешь сказать, ты сейчас пьян?
— Мне кажется, или интервью круто идёт? Ну круто же, правда?
— Д-да. Итак, как ты считаешь, в чём секрет успеха этого шоу?
— Знаешь, Чарли, сейчас модно моё шоу говном поливать, но вот что я скажу... А «говно» говорить можно?
— Не стоит.
— Я думаю, что для ситкома* это ништячное шоу. Не верх драматургии, но знаешь, для многих людей жизнь это большой удар по яйцам. И вот ты возвращаешься домой, тебя целый день по яйцам пинали, и ты хочешь просто посмотреть шоу про хороших людей, которые любят друг друга. И что бы в шоу не произошло, в конце серии всё обязательно разруливается к лучшему. Ведь в реальной жизни... Я уже говорил про удар по яйцам?
— Поговорим о реальной жизни. Чем ты занимался с тех пор, как шоу закрыли 18 лет назад?
— Отличный вопрос, Чарли! Я... Я... Я... Эм....
— Извини, что обвинил тебя в убийстве, американская тв-легенда Генри Уинклер.
— Не извиняйся. Ты приписал смерти Хёрба тайну, чтобы придать ей смысл. Но в смерти нет смысла — поэтому она так и пугает.
— Было гораздо проще верить, что ты убил его ради книги, чем думать, что он умер просто так.
— Умирать просто так не стыдно. Так умирает большинство людей.
— Я просто хотел это исправить. Как-нибудь.
— Прости, лошадка, это невозможно.
— Д*рьмо какое. Вы все д*рьмо! И зачем я вообще пришла на эту вечеринку?
— Это не вечеринка, а похороны Хёрба.
— Хёрб умер?!
— Слушайте, а давно мы все были в одной комнате?
— Наверное только в финале шоу.
— Да! И я сразу же уехал в Калифорнию. Теперь у меня самая большая скорбная лавка в Сиэтле. Вру, на самом деле в Олимпии.
— А я в театре Вестэнда играю Джульет... тину сиделку.
— А как твои дети?
— У меня их нет.
— Ой, а я думала их целый выводок, у тебя просто такое тело...
— Да брось, Сара Линн...
— Я предполагала, что ты перестала быть редкостной п**дой.
— Господи, Джоэль!!!
— В Англии это приемлимое выражение!
— Сунь его себе в ж*пу с ложкой сахара, Супер-Калли-Фраджи-С*ка!
— Эй, прекратите!
— Пустите меня! Я её порву!
— Чего тебе, мам?
— Смотри-ка, кто-то решил снять трубку!
— Тебе нужно ещё моей крови?
— Не надо мне крови! Я прочла твою книгу, БоДжек.
— Оу...
— Какой же нарцисс считает, что кто-то купит про него книгу! Ты же знаешь моё мнение про Анну Франк!
— То был дневник...
— Прочла главу про себя. То, что я тебе говорила. Ты, верно, думаешь что я чудовище...
— Мам...
— Я не хочу спорить, БоДжек. Просто хотела сказать, что я знаю, что ты хочешь быть счастлив. Но никогда не будешь. И мне очень жаль.
— Что?
— Ты ведь такой не один. Мы с твоим отцом... Ты хоть честно признался в своём внутреннем уродстве. Ты родился сломленным. Это твоё право по рождению. И теперь ты можешь заполнять свою жизнь проектами, книгами и фильмами, и своими подружками, но ничто не сделает тебя цельным. Ты — Конь БоДжек. От этого нет лекарства.
— Помнишь нашу последнюю встречу? Ты спросил, считаю ли я тебя хорошим?
— Помню ли я? Да, как-то смутно.
— Ты застал меня врасплох. Я не знала, что сказать.
— Так, ты считаешь, что я хороший? В глубине души?
— В этом-то и дело. Я не верю, что у души есть глубина. По-моему, ты — просто то, что ты делаешь.
— Как-то это грустно. Стоит отметить, я считаю твои книги меняют мир.
— Спасибо.
— Я правда хотел тебе нравиться, Диана.
— Знаю.
— Ты правда веришь в ту х**ню, что ты до этого сказала? Что я умён, талантлив и всё такое?
— БоДжек, я агент. Я верю во всё, что говорю.
— Немедленно соберись, тряпка! Да, ты расклеился, но ты снова придёшь в норму, ведь ты талантлив, умён, и чертовски хорош! Ты же, мать твою, американское достояние — ты Конь БоДжек. А теперь с***ал с моей лужайки!
— Оу, я подумал, что подъехал к закусочной. Сколько я вчера выпил?
— Вчера? Да ты две недели бухаешь, после того как узнал, что Диана помолвлена с Мистером Подхвостом.
— Диана помолвлена с Мистером Подхвостом?! Надо выпить.