Говорят, книжные продажи падают, но все причастные к делу, кого я встречал, постоянно либо пьют, либо жрут.
Какая же это великолепная штука: получить надежду, когда, казалось, все уже потеряно.
— Обидно, наверное, такое о себе читать?
— За друзьями «навечно» идут в армию, а за теми, кто радуется твоим неудачам — в писательство. Верности там нет.
Кто не заглядывал в городское чрево, тому не понять, что Лондон – это особый мир. Его можно презирать как средоточие власти и денег, недоступных другим британским городам, но надо сознавать, что нищета имеет здесь особый привкус, что здесь все имеет высокую цену, что непреодолимая пропасть между теми, кто преуспел, и всеми остальными здесь болезненно режет глаз.
— Эй, я ждать не буду.
— Робин, отдай мистеру Бейкеру счет.
— Но мы не закончили!
— Закончили. Найдете кого-то, кому не противно работать с мудаком.
— Если мой муж узнает, что я вам давала деньги...
— Факты измены передаются только платным клиентам. Этика частного детектива.
— Как высокоморально...
— Ваш муж любит вас наказывать? Закрывать человека в неудобном месте, первое действие пыточника. А он вас запер в одном белье на балконе за то, что вы не дали ему проверить пульс?
— Я на ужин съела меньше трех блюд...
— Твои вопросы засели у меня в голове. И ты оказался прав насчет бойлера, это было сделано, чтоб затруднить определение времени смерти. Но вот то, что её накачали наркотой — это скорее всего наркодилера разозлила.
— Слишком сложно, они скорее её бы зарезали. Зачем им так заморачиватся если можно просто прирезать, а не маскировать под несчастный случай.
— Меня пять минут назад моя сумочка устраивала...
— Пойдет. Но модный сейчас бирюзовый, не бери...
Каждая новая ложь вплеталась в ее существо, в ткань ее жизни, а потому находиться с нею рядом, любить, добиваться правды и сохранять при этом рассудок становилось все труднее. Как же произошло, что он, который с ранней юности испытывал потребность расследовать, узнавать наверняка, извлекать истину из каждой головоломки, без памяти и без срока влюбился в женщину, которая врала так же легко, как дышала?
Вот тебе и высшее общество, – выговорил Страйк. – Душить ребенка – это пожалуйста, а лошадку обижать – ни-ни.
— Ну, хотя бы Уордл поверил.
— Что я не режу девочек-подростков? Да, вот это доверие.
Робин заметила детский рисунок солдата в комнате Страйка.
— А из обслуги есть кто-нибудь?
— Две уборщицы, полячки. По английски — ни бум-бум. Ты от них ничего не добьешься.
- 1
- 2