— Ты же знаешь, что я всегда буду рядом?
— Ну... тебе просто негде быть.
— Когда ты скажешь родителям, что ты гей?
— Когда ты скажешь своим щекам, чтобы они похудели?
Том закатывает глаза.
— Алекс, я тебя боюсь.
— Я страшный, — охотно соглашаюсь я. — Бойся.
— Зараза ты…
— О чем ты думаешь?
Том подбирается поближе. Я тоскливо смотрю на друга.
— Том, а зачем мы живем? Или они? Она?
Троица «молодежников» удачно выхваляется перед «баронессой», давая нам возможность переброситься парой слов. Хотя и не время и не место для таких разговоров. Но ведь мысли не спрашивают, где тебя найти? Они просто есть.
Друг пожимает плечами.
— Алекс, мы живем не зачем, а скорее, вопреки, — усмехается он. — Ты не должен был родиться, я должен был умереть. Но мы живы. А значит, кому-то это нужно!
Если звуки песни побуждают девушку сбросить с себя одежду и ощутить поцелуй солнца на своей коже, разве певец виноват?
Вот, что я думаю о самоубийстве: все мы его понимаем. На все сто. Желание покончить со всем, сдаться, послать нахрен. Мы не оправдываем его, не прощаем. Но понимаем всем сердцем.
— Из чего сделана фигурка? — спрашивает полицейский Том, крутя поддельную фигурку сокола из свинца, ради которой полегло столько людей.
— Из того же материала, что и мечты, — отвечает Сэм.
— Итак, обобщая вышесказанное, мы имеем: парень написал для тебя песню, спел её открыто перед многотысячной толпой; потом он наплевал на своё выступление на телевидении, чтобы лично прийти к тебе в школу и бросить своё сердце к твоим ногам...
— Верно... Боже! Какая же я дура!
— Любишь кабриолеты?
— А у тебя кабриолет?
— Нет, но крыша прогнила насквозь.
— Почти кабриолет.
Послушайтесь моего совета: никогда не пускайтесь на поиски золотой жилы в компании эпилептиков, даже если они эпилептики высшего разряда.