Учітесь, читайте,
І чужому научайтесь,
Й свого не цурайтесь.
Учитесь, читайте,
И чужому учитесь,
И своего не отвергайте.
І Архімед, і Галілей
Вина й не бачили. Єлей
Потік у черево чернече!
А ви, святиє предотечі,
По всьому світу розійшлись
І крихту хліба понесли
Царям убогим. Буде бите
Царями сіянеє жито!
А люде виростуть. Умруть
Ще незачатиє царята...
И Архимед, и Галилей
Вина не видели. Елей
Лился во чрева лишь монахов!
Предтечи наши, вы без страха
В мир этот бренный побрели
И крохи хлеба понесли
Царям убогим. Будет бито
Царями сеяное жито!
А люди вырастут. Умрут
Царевичи, что не зачаты…
1860 год. Перевод: Семен Вайнблат
Ночи лунные, тихие, очаровательно поэтические ночи! Волга, как бесконечное зеркало, подернутая прозрачным туманом, мягко отражает в себе очаровательную бледную красавицу ночи и сонный обрывистый берег, уставленный группами темных деревьев. Восхитительная, сладко успокоительная декорация!
27 августа 1857
1841 год.
И серое небо, и сонные воды…
Вдали над берегом поник
Без ветра гнущийся тростник,
Как пьяный… боже, гибнут годы!
Что ж, долго ли придётся мне
В моей незамкнутой тюрьме,
Над этим бесполезным морем,
Томиться тяжкой жизни горем?
І небо невмите, і заспані хвилі;
І понад берегом геть-геть
Неначе п'яний очерет
Без вітру гнеться. Боже милий!
Чи довго буде ще мені
В оцій незамкнутій тюрмі,
Понад оцим нікчемним морем
Нудити світом?
Перевод Максима Адамовича Богдановича.
Влачит народ существованье,
А препоганые паны -
Жидам, браткам своим хорошим,
Последние всучат портки…
========================
... Гинуть! Гинуть!
У ярмах лицарські сини,
А препоганії пани
Жидам, братам своїм хорошим,
Останні продають штани...
«І виріс я на чужині».
1841.
Перевод Николая Туроверова.
И дожил царь Давид на свете
до многолетья.
Одрях совсем; и покрывали
и грели ризами его,
но ими все ж не согревали
рабы владыку своего.
Но отроки не оплошали
(они натуру волчью знали):
чтоб греть его, девиц нашли,
царевен лучших красотою,
и к старику их привели —
да греют кровью молодою
они царя. И разошлись,
замкнувши двери за собою.
Облизнувшись, кот старый
слюни распускает
и к одной сунамитянке
лапы простирает.
А она, себе на горе,
лучшая меж ними,
меж подругами, как будто
лилия в долине
меж цветами. Так вот она
собой согревала
царя-старца; а девицы
меж собой играли
голенькие. Как там она
грела, я не знаю,
знаю только, что царь грелся
и... и «не познаю».
- 1
- 2