— Ты Поныри помнишь? Болтуны… Привыкли говорить: «Немец трус, немец боится лобовой, обязательно отвернёт!» А мой не отвернул… Да так, что плоскости поотлетали: крылышко влево, крылышко вправо. Очухался на земле — «Як» догорает, а у меня перед глазами… черешня цветёт.
<...>
— От войны не уйдёшь!
— От себя не уйдёшь — вот что страшно.

От полётов отстранить. Ста грамм не давать. Назначить дежурным — вечным дежурным! — по аэродрому!... Кузнечик!

— И четвёртое: нельзя держать боевого лётчика вечным дежурным, куда пошлют. Прошу допустить к полётам.
— И пятое: нельзя перебивать старших по званию. Вы свободны!
— Есть.
— Гав! [Собака]
— Вы тоже.

— Ну, авиация, — за победу!
— Будем жить, пехота.

— Теперь у нас весь полк поющим будет.
— А если вам дивизию дадут, где балалаек наберётесь?

— Я сбил! Я сбил! Я сбил, товарищ командир!
— Ай-яй-яй, что ты натворил!
— Придётся родителей к директору вызывать. Завтра. Точно.
— Честное слово, сбил!
— С испугу, наверное. <...> А вот что ты видел?!
— В бою?..
— Гав! [Собака]
— Не подсказывай!

Все, кто отличает ноту «до» от ноты «фа» — за мной!

— А по шее не хочешь? Ой! Извините, товарищ капитан!
— Гвардии капитан.
— Так точно, гвардии товарищ капитан!

Завтра, от силы послезавтра, война кончится. Как только узнают о нашем пополнении — разбежится Люфтваффе кто куда.

— Где здесь продеваются нитки?
— Какие нитки?
— Ну, это ведь летающая швейная машинка?
— Толкай! Посмотрел бы ты, как нас сегодня «мессеры» гоняли…
— Ах, так вы ещё и летаете?

Дорогой ты наш У-2! Работяга-кукурузник… Ну, ничего. Когда-нибудь мы тебе поставим памятник.

Первая [эскадрилья] у нас молодцы. Если «Фокер» или «Мессер» завалить — это вторая, а если что достать — это первая.

— Эй, ребята, я же свой, советский!
— Ах, значит, «свой, советский»? На!
— Да вы хоть форму посмотрите, ребята!
— Так он ещё и форму нацепил! На!
— Ах ты, господа бога душу мать!
— Так он ещё и лается по-нашему!
— Ах ты, царица полей!
— Кажись, свой…